У метро, у «Сокола» - Вячеслав Курицын Страница 8

Пятеро пошли через пути направо, там за железкой какой-то мелкий завод, за ним на улице 8 Марта большая психиатрическая больница с красивым историческим забором. Спрыгнули с платформы у плаката, на котором две школьницы, размахивая портфелями, увлеклись беседой на шпалах, не замечают приближающегося поезда, – перескочили через пути – и лезут в дыру в заборе у другого плаката, на котором очкастый мужчина, тоже с портфелем, падает, споткнувшись о рельсу, а поезд уже совсем рядом.

Покровский поднял глаза: по мосту над путями со стороны улицы 8 Марта шел один человек, дисциплинированный Кравцов.

В Чуксин тупик с платформы налево и вниз, рельсы не надо переходить.

– Вот тут, – показал Кравцов. – Тут он, значит, стоял…

В тени у пролома в лесопарк. Здесь и сейчас влажно. Могучий ясень рядом, солнце не попадает. Преступник, если готовился заранее, видел, что мокро, что останутся следы… потому и обул галоши.

– А женщина… – Кравцов полез в блокнот, зашуршал. – Ширшикова Нина Ивановна. Ну, ее тело… Лежало вот тут.

И рельс дожидался своего превращения в орудие убийства тут же, меж ясенем и забором виден след, ясень разодран, а забор расцарапан, и экспертиза, написано в деле, обнаружила на стволе ясеня ту же ржавчину, что и на железяке. Видимо, злодей присмотрел рельс заранее. Или принес заранее.

– Вход на склад рядом, – показал Кравцов на противоположную сторону узкой дороги. – Но видишь, будка сторожа к нам задом. Не видно оттуда.

– Спрашивали сторожа, может потом мимо кто-то проходил?

– Никого он не видел. Он и не смотрит в окно каждую секунду.

– То есть уйти преступник мог в любую сторону.

– Лесопарк, гаражи, завод, – сказал Кравцов. – Если вдруг шаги навстречу, взял да присел в тень.

– Да, – сказал Покровский.

– Человек… пятьдесят пять человек опросили вокруг, – снова сверился Кравцов с записями. – И ночью сразу, и следующий день я работал с местными оперативниками.

– И никто ничего не видел, не слышал?

– Несколько человек показало, что психи в ту ночь выли. Но это бывает иногда.

– М-м-м?

– Психи ночами иногда воют в психиатрической больнице, – пояснил Кравцов. – Ну, они же психи… А тут громко выли.

Ночь, одинокая женщина с колбасой спешит домой с поздней электрички, человеческий вой над районом, человек со ржавым рельсом…

– В коммуналке Кроевской… ну, той, что в Петровском парке убили. Сосед у нее тоже псих. В трусах ходит и руками трясет, – сказал Кравцов. – Инвалид первой группы, сестра за ним ухаживает. Смешной, тебе понравится. Один он, если что, из дома не выходит…

Раздался топот: прибежал со стороны Соломенной сторожки Миша Фридман.

– Д-добрый… д-доброе утро, – заикается от волнения. – Я… Извините.

– На двадцать минут ты опоздал, – строго сказал Кравцов.

Миша начал бормотать что-то про двоюродного брата, который поехал в отпуск, но лишь первые несколько секунд бормотал, быстро преодолел волнение, голос окреп, и выяснилось, что брат позволил Мише пользоваться эти недели своим стареньким «Москвичом».

– Отлично, – сказал Покровский. – Где же он?

Заглох у Белорусского вокзала, поэтому Миша и опоздал. Крышка трамблера гикнулась.

– Я другу позвонил, у него есть лишняя крышка трамблера. Он через час приедет туда, привезет, и мы будем с машиной.

Вчера Миша был в довольно нелепой рубахе с длинным рукавом, а сегодня в модной футболочке, сопли, похоже, прошли, а руки у невысокого Миши оказались очень даже мускулистые.

Через дыру в заборе пролезли в лесопарк, вглубь вела широкая тропинка, словно было предусмотрено, что тут будет пролом. Прошлись немного меж рядов пронумерованных белой краской деревьев… Белка пронеслась вверх по стволу сосны.

– Мог и туда уйти, – сказал Кравцов. – Там и выходов полно, и дыр таких же. Там, кстати, пруд с прыгательной вышкой, мы были в прошлом году.

Покровский кивнул. Он слышал, что на том пруду сто с лишним лет назад пламенные революционеры казнили предателя с запоминающимся фио Иван Иванович Иванов, но вслух не сказал, не был уверен в подробностях.

Прошлись до дома Нины Ивановны. Три минуты неспешным шагом до конца Чуксина, перейти Старое шоссе, и там еще одна минута.

Чуть дальше, на углу Тимирязевской, стоянка такси, небольшая очередь.

– На такси мог уехать! – воскликнул Фридман.

Кравцов приосанился и авторитетным голосом объяснил Фридману, что ночью тут вряд ли дежурило много машин. У метро да, стоят, парят выгодных пассажиров… А тут место глухое… А искать таксистов – большая мутота. Двенадцать таксопарков, пять тысяч машин одновременно на линии. И не пошел бы злодей к такси. Очень важно все изложил Кравцов, логично.

Двинулись обратно. Труба небольшой котельной… Ночью там кто-то должен дежурить. Кравцов ответил с небольшой обидой, что опросили, разумеется, оператора котельной. А сторожа больницы… это же больница справа? Само собой, опросили!

Перешли железку по переходу. Да, высоко, путь раз в пять длиннее выходит, чем через рельсы. Внизу два длинных состава с древесиной прогромыхали на встречных курсах. Стопанули постовую машину, попросили довезти до Скаковой. Миша поспешил к Белорусскому вокзалу чинить «Москвич», потом Покровский велел ему ехать в «Торгоборудование», нашелся такой магазин на Профсоюзной улице.

На Скаковой Кравцов показал Покровскому дом неизвестного года постройки. Аварийный фасад забран плакатом ко Дню Победы: солдат в полный рост размахивает гранатой. Рядом кондитерская фабрика: воздух сладкий, шоколадный. Тут уж Покровский просветил Кравцова, что сначала фабрика носила имя заграничного кровососа-капиталиста, который ее основал, а потом стала зваться «Большевик», чтобы у детей прочнее закреплялась ассоциация между коммунизмом и сладостями.

Местных милиционеров, чтобы опечатанную дверь вскрыли, можно и не ждать: от одного из окон доски уже снова отодраны с мясом. Но дождались, конечно, коллег, двух вислоухих старшин. Прошлись по этажам – ничего интересного. Запустение, пыль, миазмы… в том числе свежие.

Покровский поднялся наверх, вышел на балкон. Ударная позиция замечательная. Если жертва проходит прямо внизу, попасть в нее кирпичом просто. Но непросто потом уйти.

И очень хорошо видно, откуда кирпич отвалился. Там и соседние кирпичи на соплях, вот-вот полетят.

Улица проходная, вокруг, кроме фабрики, и жилье, и мастерские, и ипподром, и вокзал недалеко, людей много. Чуть поодаль промтоварный магазин, в который Юлия Сигизмундовна Яркова приехала на трамвае за сумкой на колесиках производства донецкого велозавода стоимостью 10 рублей 20 копеек. Данная сумка и стала ее последним приобретением.

– Если бы с целью грабежа, – сказал Покровский, – какой удар, представляешь. Ты старушку грохнул, а сумка пустая.