Точка росы - Дмитрий Черкасов Страница 8

Над заснеженной Невой перемахнули на Петроградскую сторону. Проскочили Малую и Большую Невку, куцый мостик через невзрачную Черную речку. В темнеющем небе ярко сияли гирлянды огней, реклама. На перекрестках тут и там стояли большие искусственные елки. Грядущий Новый год, как всегда, сулил каждому исполнение желаний...

Пошли по Светлановскому до Тихорецкого проспекта. Там Изя притерся к поребрику, встал. Старый проехал чуть дальше, спрятав машину между маршрутными такси на остановке.

— Молодежь! Народу на улице много, идите прогуляйтесь. Встаньте в очередь на “тэшку” или так пообнимайтесь где-нибудь. Поближе к объекту.

— Мне с ним стыдно обниматься, он слишком мелкий, — капризно надула губки Пушок.

— Да тебя троим не обнять, если хочешь знать!

— Ах, ты!.. Уши оборву! Стоматолог не успел, так я оборву!

— Тихо! Помни: у Ролика голова, а не ядро! Не покалечь молодого кадра! Эй, ССН возьмите! Ну — совсем отъехали...

— Детвора... — задумчиво проговорила Кира, глядя вслед стажерам.

Отчего-то Тыбиню не понравилось, как она это сказала, и настроение его начало ощутимо портиться.

— Люда стрижку зачем-то сделала, — продолжала Кира, не замечая перемен в напарнике. — Теперь лицо стало такое широкое! Хочет старше выглядеть. Смешно, да? Ты чего молчишь?

Старый рывком застегнул молнию куртки, пожал плечами и сердито проговорил в микрофон:

— Доложите обстановку!

На Киру он больше не смотрел.

Стажеры и впрямь представляли собой забавную парочку. Рядом с крепкой широкоплечей Людочкой тощий длинный Ролик выглядел кем угодно, но уж никак не кавалером. Впрочем, его это не смущало.

— Будешь семки, Люд?

— У нас в городе семечки на улицах не плюют!

— Ой-ой, подумаешь! А у нас в Баку — плюют! А хурму будешь?

Ролик подошел к ларьку, гортанно заговорил с продавцом, вызвав улыбку оживления, — и через минуту уже нес Пушку оранжевый плод, потирая его в худых ладонях.

— Когда в Питере половина населения станет айзероязычной — я не пропаду!

— Не дождешься! Давай, наблюдай лучше, хачик несчастный!

Питер — единственный город России, где население добровольно и спокойно стоит в очереди на маршрутное такси. Ролик и Пушок выбрали хвост подлиннее и, стоя среди усталых доброжелательных горожан, исподволь созерцали объект, прогуливающийся неподалеку, подняв ворот пальто, вдоль празднично сияющих витрин с огромными красными Дедами Морозами.

— Знак подает! — делово произнес Ролик. — Здесь где-то бродит резидент! Интересно, сколько шпионы получают?

— А тебе зачем?

— Им почасово платят, или ставка? Может, в шпионы податься, если больше платят? В наши, конечно! Поеду в Америку, буду там по Бродвею рассекать, нашему резиденту знаки подавать, а мне на валютный счет — кап-кап!..

— А за тобой американская “наружка” из “фордов” будет сечь! — сказала Пушок и расхохоталась, представив такую картину. — Кому ты нужен, шпион несчастный!

— Ты меня еще не знаешь!

— У меня брат такой же... дуралей! Точь-в-точь!

— А вот интересно — ведь у них там тоже есть наружное наблюдение? И сейчас, в эту самую минуту, какой-нибудь молодой симпатичный американец, вот как я, например, в паре с какой-нибудь негритянкой-толстухой, пухнущей от гербалайфа, вот как, например...

Договорить он не успел, потому что Людочка быстрым движением натянула ему вязаную шапчонку до самого подбородка.

— Караул! Ничего не видно! Мешают выполнять профессиональные обязанности! Я Кляксе пожалуюсь! Самое главное не успел договорить. Как ты думаешь — сколько они получают?

— Ну что ты заладил — сколько да сколько! — сказала Пушок, привычным движением старшей сестры поправляя на лохматой голове Ролика криво сидящую шапку. — Жаба душит, что ли? Вот столько, да еще полстолька! Поедешь на международный слет разведчиков — там и спросишь!

— А что — есть такой?

— Нет, конечно. Я пошутила.

— Жаль... Я, наверное, в прошлой жизни был американцем. Поэтому все время о деньгах и думаю.

— Сходи в посольство, потребуй американского гражданства! Пусть по спискам прошлых жизней проверят. Американцем он был... Дятлом ты был! Все долбишь и долбишь без остановки!

— А ты была росомахой!

— Почему? — изумилась Пушок.

— Не знаю! Похожа!

— А как она выглядит?

— Ну... здоровая такая... лохматая... наверное.

— И вовсе я не росомаха, — обиделась Людочка, дотрагиваясь до своей непривычной короткой стрижки и вертя головой в поисках зеркальной витрины. — А Тыбинь кем был?

— Старый был ленивым буйволом из африканской саванны. Точно!

— А Кира?

— Наверное, матерью-Коброй! А Морзик...

— Ну, Морзик я знаю кем был! Котярой он был им и остался!

Возмущенная Людочка хотела еще что-то прибавить, как вдруг Ролик крепко сжал ее плотную ладонь в своих холодных узких пальцах.

— Секи! Вот он — резидент! — прошептал он, глядя ей за спину. — Я засек! Я!

Уже совсем стемнело. Огни домов, машин и желтых уличных фонарей обозначились ярче. Темнота по углам и закоулкам загустела. В этой тьме, поодаль от людской толчеи, красной точкой пыхнул огонек сигаpeты. В яркий снежный круг под фонарем вышла стройная простоволосая девушка в высоких сапогах и меховой курточке, с элегантной дамской сумочкой на длинном ремешке через плечо. Изя тотчас обернулся, как солдат на параде, и они зашагали навстречу друг другу.

— Какая лялечка! — застонал Ролик. — Я иду в американскую разведку! Согласен даже младшим шпионом!

Пушок посмотрела на него презрительно — из патриотических чувств, конечно.

Не подозревая о присутствии “наружки”, шпионы, не таясь, встретились под фонарем. Девушка внимательно и серьезно глядела на Изю сверху вниз, аккуратно сбивая пепел сигареты длинным сиреневым ногтем.

— У них здесь условленное место! — восторженно зашептал Ролик. — Ее надо заснять! Старый, Старый! у нас контакт! Это резидент, я чувствую! Надо документировать!

Через полминуты к ним подбежала запыхавшаяся Кира, держа наготове камеру ночной съемки в чехле, — но Изя уже галантно подсадил девушку в свою “девятку”. Ролик стонал и колотил себя по ляжкам.

— Упустим! Что вы возитесь, Кира Алексеевна! Ведь упустим резидента! Ну где этот буйвол безрогий со своей колымагой!

На счастье стажера, Миша Тыбинь не слышал его незрелых безответственных речей.