Для смерти день не выбирают - Саймон Керник Страница 8

— Кто же там живет? — поинтересовался Билли.

— Местное племя. Называют себя мангианами. Занимаются земледелием. Народ тихий, в чужие дела не лезут, но мне бы не хотелось, чтобы кто-то нас увидел.

С этими словами я зашагал дальше. Билли молча потянулся за мной. Впрочем, молчал он недолго.

— Слушай, я только что подумал… Ты не захватил запасной рубашки? Свою я ведь уже не надену.

— Знаю, тебе это не понравится, но запасной рубашки у меня с собой нет. Но ведь ты сюда не с одной прилетел. Вот закончим все, я отвезу тебя в отель, ты примешь теплый душ и снова почувствуешь себя человеком. — Я остановился у пальмы и обернулся. Домики почти скрылись из виду. — Здесь.

Билли огляделся.

— Ложись там. — Я кивнул в сторону заросшей высокой травой лужайки. — На спину. Ноги вместе, руки раскинь, голову набок. Ты же видел убитых в кино. Бутылку и пузырек поставь рядом.

— А змеи здесь, случайно, не водятся?

Пока он осматривался, я прислонился к пальме и, ощупав ствол с тыльной стороны, нашарил «браунинг» с глушителем, который накануне приклеил к коре скотчем. Сняв пистолет, я содрал пленку и сдвинул предохранитель. Жизнь учит предусмотрительности, и, планируя встречу с незнакомцем, нелишне продумать все варианты развития событий.

— Минутку, — сказал Билли, поворачиваясь ко мне. — Мы же не взяли ничего, чем можно нанести краску, и… — Он проглотил конец предложения, увидев направленный ему в грудь пистолет. Впрочем, шок прошел быстро. — Черт, поверить не могу! Попался на такой старой трюк. А ведь должен был знать, что от такого ублюдка, как ты, можно ожидать чего угодно. И тебе еще хватало наглости называть меня увертливым!

Его выдержке можно было позавидовать. Билли знал, что будет дальше, знал, что ему конец, но не умолял, не унижался. Я вдруг засомневался, что смогу спустить курок, но потом напомнил себе, почему это делаю.

— Ты знаешь, кого застрелил в Лондоне? Знаешь, как звали того полицейского?

— Только не говори…

— Он был моим другом.

— А, перестань, Деннис. Ты же сам понимаешь, бизнес есть бизнес. Ничего личного.

— На сей раз — личное. А теперь расскажи все, что ты знаешь об этом Поупе и остальных, и постарайся ничего не упустить, иначе первая пуля придется в коленную чашечку.

Он обреченно вздохнул, кивнул согласно и слегка отвернулся. В следующее мгновение бутылка и пузырек покатились по траве, а в руке блеснул метательный нож, который Билли выхватил из-под штанины с поразительной быстротой. Я выругался. Мне и в голову не пришло, что у него может быть оружие, а ведь Билли Уоррена не зря прозвали Ловкачом. Мерзавец не признавал поражения, что не могло не вызывать искреннего восхищения, к которому примешивалось не совсем приятное осознание того, что на самом деле мы не такие уж и разные.

Я спустил курок. Первая пуля попала в плечо, развернув Билли еще до того, как он успел бросить нож. Вторая прошла, кажется, мимо, а вот третья и четвертая ударили в верхнюю часть спины. Билли упал на колени, но так и не выпустил нож, и на мгновение я вновь поддался сомнениям. Только на мгновение, потому что уже через секунду еще две пули ударили ему в голову.

Обе попали под левый глаз, и тело дернулось, но какой-то миг, показавшийся мне ужасно долгим, сохраняло вертикальное положение и лишь затем медленно завалилось набок.

Я подождал еще немного, чтобы убедиться, что удача все же изменила Ловкачу, потом оглянулся, проверяя, не слышал ли кто стрельбу — видно никого не было, так что я решил, что и свидетелей нет, — и наконец подошел к телу. По щеке тоненькими, неровными струйками стекала на шею кровь, но глаза были закрыты, и выглядел он спокойным и миролюбивым, как и большинство покойников. Глядя на него, я напомнил себе, что Билли Уоррен убил по меньшей мере двоих (причем убил только ради денег и один из убитых был полицейским и моим другом) и что он, оказавшись на моем месте, не колебался бы ни секунды, прежде чем спустить курок. В общем, жалеть не о чем, убеждал я себя, но легче не становилось. А когда я достал фотоаппарат, чтобы сделать несколько снимков, стало еще хуже. В кармане у Билли нашлись мобильный, ключ от номера и фальшивый паспорт, которые перекочевали в мой карман. В заключение я натянул резиновые перчатки, вытер рукоятку «браунинга» и собрал стреляные гильзы. Потом взял Ловкача за плечи и потащил в кусты. К счастью, он оказался легче, чем казалось с виду, что было мне на руку, поскольку последний путь у Билли Уэста получился довольно долгий.

Протащив тело ярдов пятьдесят через густые кусты и между деревьями, я остановился у края оврага. Пот стекал ручьем, дыхание сбилось, зато передо мной был почти отвесный обрыв примерно в пять сотен футов глубиной, заканчивавшийся поросшей лесом долиной.

Я выбрал это место потому, что люди туда не спускались. Не исключено, конечно, что кто-то из местных держит там небольшой огородик, но такого рода риска на острове не избежать. Скорее всего, решил я, тело пролежит на дне оврага несколько месяцев и даже лет, прежде чем кто-то наткнется на останки. И даже в этом случае полиция вряд ли сумеет установить личность Билли Уэста, да и заниматься неопознанным трупом, пусть даже с пулями в голове, никто не станет. Власти решат, что скорее всего это кто-то из местных, жертва разборок с марксистскими повстанцами, которые до сих пор хозяйничали в горах за Пуэрто-Галера и время от времени совершали набеги на побережье.

Мне не очень нравилось то, что Билли Уэст не упокоился в земле со всеми положенными церемониями. Я не знал, есть ли у него семья или родственники, но, наверное, он любил кого-то, и мне была неприятна мысль, что близкие никогда не узнают, что случилось с Билли и где он преставился, но, с другой стороны, ничего иного мне не оставалось. Как постелешь, так и поспишь. Билли приготовил себе не слишком удобную постель, но в том, что она такая, виноват был только он сам.

Я столкнул его в овраг, отвернулся и вытер пот со лба. Мысли снова и снова возвращались к загадочному Лесу Поупу, заказавшему и оплатившему убийства Ричарда Блэклипа и Билли Уэста, а также по меньшей мере еще двух человек. Мучает ли его совесть? Тревожен ли его сон? Я сильно в этом сомневался. Скорее всего он, подобно Билли Уэсту, воспринимает убийство как бизнес.

Продолжая размышлять об этом, я вернулся к «лендроверу» и продолжил путь в гольф-клуб «Пондероса» — выпить и вспомнить человека, за смерть которого я только что отомстил.

Азиф Малик. На протяжении примерно года мы вместе служили в управлении уголовного розыска Ислингтона. Поначалу я был его боссом, потом, перед самым моим бесславным исчезновением, Азиф пошел на повышение, что вовсе не стало для меня сюрпризом. Азиф Малик всегда представлялся мне человеком, которому суждено далеко пойти, — трудолюбивый, упорный, умный и, самое главное, честный. Большинство полицейских люди вполне приличные и достойные, но некоторые — включая и меня — с годами все больше поддаются рже цинизма, поскольку уровень преступности неуклонно растет. Когда-то я верил в то, что делаю, верил, что могу как офицер полиции, действующий в установленных законом строгих рамках, изменить ситуацию и восстановить попранную справедливость. Но время и растущее осознание того, что я всего лишь накладываю пластырь на зияющую рану, развратили меня до такой степени, что ни о совести, ни о репутации говорить уже не приходится — первое потеряно, второе погублено.