Шпион из Калькутты. Амалия и генералиссимус - Мастер Чэнь Страница 8

После этих слов я уже не удивилась, когда господин Робинс начал толкать ко мне через стол браунинг, завернутый в газету. Какая там секретность! Все в колонии уже знают, что Амалии де Соза предстоит исключительно опасное дело. Все знают, кроме меня.

Возрожденный якобы мною к жизни Тони на самом деле был спасен доктором У Льен Те из Антиопиумной ассоциации Пенанга и присланными им санитарами. И что это были за санитары! Вежливые молодые китайцы, по виду способные убить буйвола одним ударом кулака, прямо на рисовом поле. Не знаю, на каком диалекте они объяснялись с пациентом, но Тони воспринимал их всерьез.

Санитары эти поили Тони сонными травами, кормили его какими-то жидкими и пахнущими лекарством кашами и супами — но при этом попросту не выпускали его из отельной комнаты месяц, другой, третий, спали поперек порога в коридоре, как и положено верным слугам. А за стеной этой комнаты жила Магда, сначала реагировавшая на происходившее грустно-скептически, а потом… потом Магда вдруг поверила, что чудо возможно.

Через четыре месяца в чудо поверили друзья Тони, которые уже похоронили его живьем. Через полгода Тони, не похожий на себя, был предъявлен публике в моем кабаре «Элизе», Магда продирижировала в его честь тремя маршами подряд. Он сидел в кресле, похожий на скелет — но с совершенно осмысленными глазами и розовыми щеками. Был очень немногословен, скромно благодарил меня, оплатившую весь этот медицинский эксперимент.

И Тони не только ни разу не был обнаружен с тех пор в опиекурильне, но, вдобавок ко всему, не пил больше трех виски за вечер. А также не играл на рояле в кабаре «Трех поросят», короче говоря, покончил со всеми пороками одновременно.

Казалось, он собирается с силами для чего-то важного. Которое, наконец, пришло.

…И вот он, этот куала-лумпурский дом, носящий скромное имя «Кокосовая роща». Небольшой — просто бунгало, высокое, но одноэтажное. Побеленные, исчерченные косыми черными балками стены — это называется тюдорианским стилем. Большой гараж в отдельном флигеле сзади, там же — помещения для слуг.

Вот он, главный бой Суна — по фамилии Онг, мощный, тяжеловесный, улыбающийся во весь рот с золотыми зубами. В жаркий полдень носит котелок и очень этим гордится. Слышна тихая музыка из помещений для слуг — судя по характерному шипению, у них там приемник беспроводной связи, бакелитовый увесистый предмет, шкала которого светится мистическим желтым светом.

Вот итальянский повар, по фамилии — а что вы думали? — Чунг, толстый человечек со счастливой улыбкой, отлично делает чисто итальянское блюдо «чоп суй», это чуть поджаренные овощи с кусочками рыбы и креветками, но готовит эту штуку как-то необычно — по-итальянски, видимо.

И юная ама, ее зовут А-Нин, явно подружка Онга, очень довольна возможности подработать в приличном доме, да еще и жить там на законном основании.

В гараже, большую часть которого занимает сейчас, сверкая сливочной белизной, моя красавица, стоит еще — что это? Такси в доме? Да нет же, просто передо мной на тонких, как у велосипеда, колесах высится безобразный «Форд-Т», из тех, что ездят по здешним улицам именно в виде такси. Совершенно несуразного кирпичного цвета (кто его красил — ведь все эти гремящие монстры черные?). Впереди у этой машины что-то вроде квадратного пятачка между двумя маленькими круглыми фарами. Ну, не пятачок, а скорее черная табличка, похожая на вывеску над лавкой, края таблички отделаны золотистой латунью, так же как и фары. Пачкающаяся маслом жестянка в двадцать с лишним дохлых лошадиных сил, в Америке стоила когда-то 250 долларов. Где Ричард ее взял — боже ты мой, этой модели уже двадцать три года, ведь не меньше? Зачем она ему нужна — возить овощи с базара?

А вот и та самая кокосовая роща — пять пальм в рядочек у каменной ограды: мой вид из окон гостиной.

Кто это называет кокосовые пальмы стройными? Каждая крива по-своему, прямыми эти стволы не бывают никогда, каждая гребенчатая верхушка неустойчиво покачивается на несуразном, длинном, голом стволе, как будто обмотанном посеревшими и окаменевшими бинтами. Пальмы напоминают мне о военных госпиталях или египетских мумиях. Очень грустное дерево, глядя на него, думаешь о смерти.

Впрочем, зачем о ней думать — жизнь продолжается, идет очень странным образом. Самое лучшее в ней — в прошлом, зовут это прошлое Элистер Макларен.

Мой мальчик, падающий на залитый соусами пол китайского кофи-хауса, и одновременно стреляющий не в того убийцу, который занес свое орудие над его головой — а в того, который проделывал то же самое со мной.

Элистер, с которым мы танцуем в сияющей электрическими огнями бальной зале «Ранимеда» — а на самом деле, так же как и я, при каждом повороте он лихорадочно ищет выход, еще не заблокированный нашими противниками.

«Элистер, ты хочешь жить там, в Дели, в белом домике? Может, нам его купить?»

«Да у меня уже есть домик в Калькутте, и тоже белый, или был белым. Немножко с прозеленью. Нет, просто хочется посмотреть все, побывать везде…»

«Побываешь, если будешь оставаться злым и терпеливым!»

Элистер Макларен, шпион из Калькутты.

И он же, во время последней нашей встречи, изумленно пытающийся понять: что делает эта скромная служащая кабаре за рулем такого авто, о котором может здесь мечтать разве что султан Селангора или раджа Перлиса?

Да, то была именно последняя наша встреча. Потому что дальше были только письма. Великолепные письма, откровенные, трепетные, умные письма: он умеет писать! Я собиралась с силами, чтобы рассказать ему о самом важном, о том, что он должен был все-таки знать — пока вдруг неожиданно не обнаружила, что отправляю через Бенгальский залив, в Калькутту, уже третье письмо, а ответа почему-то нет.

Собственно, это было все. Вот так просто.

С тех пор — с последнего письма — прошло уже больше года. Мир не обрушился, говорят в таких случаях. Но мир как раз обрушился, и еще как, из окон небоскребов на Уолл-стрите падали банкиры и финансисты, бесполезные бумаги акций нес по нью-йоркским улицам ветер. Плантаторы неуязвимого британского рая брезгливо морщились. Но потом оказалось, что в результате каучук и олово из Британской Малайи упали в цене и не желают подниматься. Потому что покупала их в основном та же несчастная Америка.

Обрушившийся мир стал грустным и другим, совсем другим, а я… Я осталась та же, хотя в моей жизни и произошли кое-какие перемены. Которые мне очень нравились, но…

Но сегодня был такой день, когда я постукала каблуками по твердому темному полу тихого куала-лумпурского дома Ричарда Суна, возле белевшего противомоскитного полога кровати, подошла к зеркалу И долго стояла там, думая, что никогда не пойму, чьи глаза на самом деле смотрят на меня с той стороны стекла.

Мужчина с ногой, дергающейся в луже крови. Женщина с белыми от ненависти глазами. Лязг выстрелов и пули, летящие у меня над головой. Человек на странно тонких ногах, оседлывающий мотоцикл и несущийся вдоль мавританских аркад. Гонка по вымершим улицам…