Если завтра не наступит - Сергей Донской Страница 8

Сильных и волосатых…

8

Верхний свет был выключен, горела лишь настольная лампа, из-за чего весь кабинет, за исключением стола, был погружен в густой полумрак. Лицо полковника Роднина тоже скрывалось в тени, зато его руки, белоснежные манжеты, рубашка, полосатый галстук и синий пиджак, попадавшие в круг света, казались необычайно яркими, контрастными.

Переведя взгляд на собственные руки, капитан Бондарь подумал, что в сравнении с полковничьими они выглядят слишком загорелыми. Астрахань, Севастополь, Одесса… Все лето и начало осени Бондарь провел на морском побережье, хотя назвать такое времяпрепровождение приятным отдыхом язык не поворачивался. С другой стороны, если бы капитану действительно довелось нежиться на солнышке в течение четырех месяцев, то он бы попросту помер от тоски. Уже на второй или третьей неделе. Состояние полного покоя было для него смерти подобно. Срочно вызванный на Лубянку в половине одиннадцатого ночи, он внутренне трепетал от возбуждения, как породистый пес, почуявший славную охоту.

– Что-то экстренное, Василий Степанович? – спросил Бондарь, не в силах скрывать нетерпение.

Начальник оперативного отдела Управления контрразведывательных операций ФСБ России посмотрел на подчиненного так, словно тот позволил себе какую-то вопиющую вольность. Например, закурил свои любимые «Монте-Карло», не испросив разрешения у хозяина кабинета.

Бондарь выдержал тяжелый полковничий взгляд не моргнув глазом. Из всех оперативников только он был способен на это. Роднин умел ставить подчиненных на место. Даже любимчиков, которым он в глубине души симпатизировал. Бондарь в их число не входил. Полковник относился к капитану не как к любимчику, а как к родному сыну, хотя делал все возможное, чтобы никто из окружающих этого не заметил.

– А у нас бывает что-нибудь не экстренное? – ответил он вопросом на вопрос, после чего достал из папки лист бумаги.

Лист лег на стол. Пятерня Роднина прихлопнула его, закрыв текст. Все, что видел Бондарь со своего места, это шапку, название документа и размашистую подпись внизу. Приказ руководителя УКРО генерала Волопасова Н.А.

– Это касается меня? – насторожился Бондарь.

– Самым непосредственным образом, – заверил его Роднин.

– Что заставило Николая Артемьевича вспомнить о существовании скромного оперуполномоченного?

– Николаю Артемьевичу, да будет тебе известно, нет необходимости вспоминать что-либо. Память у него феноменальная. В молодости он ради спортивного интереса заучивал наизусть целые справочники.

– В таком случае он хранит массу полезных сведений, – уважительно произнес Бондарь. – Скажите, товарищ полковник, а книга о вкусной и здоровой пище Николаю Артемьевичу в молодости не попадалась? Мне, как холостяку, было бы интересно узнать пару рецептов.

– Вот! – воскликнул Роднин, растопыренная пятерня которого превратилась в кулак, постукивающий по приказу на столе. – Во всем виноват твой длинный язык, капитан. Корень всех твоих бед.

Бондарь, внезапно вспомнивший, что никакой он не холостяк, а вдовец, поскольку еще в январе у него имелись жена и четырехлетний сынишка, помрачнел и отрицательно качнул головой:

– Не думаю, товарищ полковник.

– Вот именно что не думаешь, – повысил голос Роднин, не замечая состояния подчиненного. – Ни хрена не думаешь и думать не хочешь, несмотря на неоднократные предупреждения. А потом страдаешь.

Все-таки напрасно он так низко наклонил колпак настольной лампы. Лицо Бондаря, как и его собственное, утопало в тени. Лишь глаза обоих поблескивали, но было трудно угадать, что кроется за этим блеском.

– Вы вызвали меня, чтобы поговорить о моих проблемах? – осведомился Бондарь с той непередаваемой интонацией, которую несколько веков назад можно было услышать при обмене любезностями, предшествующими вызову на дуэль.

«И как только ему удается сочетать безупречную вежливость с отъявленной дерзостью?» – изумился Роднин, тогда как вслух было произнесено одно-единственное короткое слово:

– Нет!

– Тогда, может быть, ознакомите меня с приказом? – Бондарь показал взглядом на лист бумаги.

– С чего ты взял, что это касается тебя? – проворчал Роднин.

– Увидел свою фамилию в тексте.

– Вечно суешь нос, куда тебя не просят. И языком мелешь, чего молоть не положено. – Сам того не замечая, Роднин заговорил скрипучим голосом своего непосредственного начальника, режущим слух всем, кроме обладателя. – Генералу Волопасову поступил сигнал о недисциплинированности и разболтанности, проявленных тобой во время пребывания в Одессе. И как тебя угораздило поцапаться с тамошним внешняком? – Имелся в виду резидент внешней разведки. – Он отметил в рапорте твои профессиональные качества, однако в общем и целом характеристику тебе дал нелестную. – Роднин ослабил узел галстука, чересчур туго перехватившего шею. – Крайне нелестную, капитан.

– Если бы меня попросили охарактеризовать господина Голавлева, – начал Бондарь, – то я бы тоже…

– Но тебя никто об этом не просил и никогда не попросит! – перебил его Роднин, не переставая возиться с галстуком.

– Честно говоря, я только рад этому.

– А тому, что почти присвоенное тебе майорское звание тю-тю, ты тоже рад?

– Тю-тю? – переспросил криво усмехнувшийся Бондарь.

– Вот именно! – гаркнул Роднин. Сорванный им галстук, извиваясь шелковой змеей, полетел на пол. – Вот именно что тю-тю. И ничего смешного в этом нет. – Он яростно ткнул пальцем в приказ по управлению. – Не успел новые погоны нацепить, как уже разжалован. За каким хером тебе понадобилось с цээрушниками счеты сводить, а? Кто тебя уполномочивал?

– Чувство долга, – тихо произнес Бондарь.

– Что-о?

– Можно подумать, что вы впервые слышите о таком понятии, товарищ полковник.

Задохнувшийся Роднин покрутил шеей. Теперь ему мешал ворот рубахи. Сообразив, что все дело в верхней пуговице, он попытался расстегнуть ее, но закончилось это тем, что пуговица осталась у него в пальцах, а потом последовала за галстуком.

– Вот что, капитан, – сказал Роднин, постепенно успокаиваясь и тщательнейшим образом подбирая слова. – О том, что ты первостатейный наглец, я знаю, поэтому лишний раз мне об этом напоминать не надо. И предупреждаю на будущее. – Роднин налег грудью на стол, высвечивая нижнюю половину своего лица. – С этого момента никакой самодеятельности. Никаких, понимаешь, актов возмездия. У нас тут не Голливуд, не съемки сериала про агента ноль-ноль семь. Лицензий на убийство мы своим сотрудникам не выдаем.

– А мне не нужна лицензия, – отрезал Бондарь. – Индульгенция тоже не нужна. Я просто выполняю свой долг, выполняю так, как я его понимаю.

– Плохо понимаешь, капитан. – Тяжелый подбородок Роднина выдвинулся вперед еще на пару сантиметров.