Наследник собаки Баскервилей - Валерий Гусев Страница 8

– Да неудобно, Дим, - признался Алешка. - Нечестно. Я ведь все сразу угадываю. Хочешь, угадаю, в какой руке у тебя зонтик?

Правильно - ни в какой!

Витя Кислый к своим тридцати годам все еще так и не разбогател. Хотя ему очень этого хотелось. Парень он был не очень умный, но хитрый, предприимчивый, на всякую пакость догадливый. Но ему почему-то всегда не везло в самый последний момент.

Вот и в этом деле тоже. Кто-то предложил Вите купить по дешевке целую фуру мороженых куриных окорочков. Витя прикинул - за сколько он их купит и за сколько продаст - и ахнул от восторга! Такие деньги ему даже не снились. Он уговорил одного своего приятеля дать ему необходимую сумму в долг, расплатился за окорочка и приготовил огромный мешок для денег.

Но тут опять вмешалось «Но!». Да такое, что Витя еле ноги унес. Окорочка оказались тухлые. Деньги пропали, а приятель все настойчивее требовал вернуть долг.

Приуныл Витя, стал подумывать, куда бы подальше удрать. Да, на его счастье, другой его приятель - сантехник Лисовский - сообщил ему очень большой секрет. Ивыходило по этому секрету, что Витя Кислый, провернув одно дельце, сможет набить деньгами не мешок, а два. Ине рублями, а долларами.

И дельце-то пустяковое. Всего-то и нужно - чего-то покопать, где-то посверлить и слинять с денежками.

И Витя, конечно, с радостью и надеждой принял предложение Лисовского…

Дома все обошлось без расспросов: где вы шлялись, как в школе, почему грязные руки? Потому что папа вернулся из командировки и за вечерним чаем долго и нудно рассказывал нам о далеком городе, в котором он провел три незабываемых дня. Конечно, про свои криминальные интерполовские дела он не сказал ни слова, зато о городских достопримечательностях разливался, как весенний соловей на даче.

– Я и Биг-Бен видел, - хвалился он. - И в Тауэре побывал, и в Скотленд-Ярде… И Нью-Гейтскую тюрьму посетил…

При этих словах Алешка, занятый своими мыслями и потому слушавший папу с обидным невниманием, насторожил ушки.

– Так ты где был-то? - стал допытываться он. - В Лондоне, что ли?

– Ну! - гордо ответил папа. - В самом сердце старой доброй Англии!

– А ты заходил на Бейкер-стрит? Передал привет мистеру Холмсу?

Папа виновато пожал плечами:

– Знаешь… Не успел. Столько дел было.

– Ну да, - буркнул Алешка. - Тауэры всякие. Биги-Бены. - И решительно добавил: - Ладно уж, сам поеду.

– Куда? - спросила мама, сосредоточенно разделяя яичницу на непривычные еще пять частей.

– В Лондон, - спокойно сообщил Алешка. - К Холмсу. Мне надо.

– Ладно, - так же спокойно согласилась мама. - После ужина. Когда умоешься. И Федю с собой возьмешь.

– Курский тоже хороший город, - вдруг вспомнил Федор. - Там бабушка живет.

– Мал он еще, - буркнул Алешка, - по заграницам ездить. И по-английски не говорит… Пап, а зачем одни люди отбирают у других людей ихние квартиры?

– Газеты надо читать, - посоветовал папа. - Помнишь, сколько информации Холмс получал из газет? - И процитировал: - «Печать - настоящее сокровище для сыщика, если уметь ею пользоваться».

– Понял, - сказал Алешка. - Где там у нас вечерний выпуск «Таймс» завалялся? - И пошел в папин кабинет, где на журнальном столике всегда лежала газетная стопа.

– А Лондон? - спросила мама вслед.

– Успею, - отмахнулся Алешка. - Не уйдет от меня ваш Лондон.

Весь оставшийся вечер мы не видели и не слышали его. Мама уложила Федьку спать, я помыл посуду, папа раз десять успел поговорить по телефону со своими сотрудниками про Биг-Бен и Тауэр… А Лешка все шелестел газетами. И что-то недовольно бормотал.

Глубокой ночью он без лишних слов сдернул с меня одеяло и зашептал:

– Дим! Я все газеты прочитал. Такая там ерунда!

– Ты для этого меня разбудил? - сквозь сон разозлился я. - Подумаешь, новость!

– Стыдно спать!…

Вот это действительно новость!

– Стыдно спать, когда страдает ребенок!

– А чего ты страдаешь? - Я отвернулся к стене и натянул на себя одеяло.

– Вон тот ребенок! - Алешка показал на Федьку, который деловито сопел носом и совсем не был похож на страдальца.

– Пап! - заорал я. - Уйми Алешку! Спать не дает.

У папы в кабинете горел свет, он работал. И он тут же вошел в нашу комнату.

– В чем дело, злодеи? - сердито спросил папа. - Чего орете? Маму разбудите.

– Алешка спать не дает, - наябедничал я.

– Алексей! - Папа повернулся к нему и замолчал. И укоризненно взглянул на меня.

Алешка - на правом боку, ладошки под щекой - крепко-крепко спал. И снилось ему что-то хорошее - он чуть-чуть улыбался во сне.

Папа фыркнул на меня и прошептал сердито:

– Тебе что-то дурное приснилось, Дима, - и ушел к себе, хлопнув дверью.

Алешка, не открывая глаз, показал мне язык.

Я плюхнулся в постель, но сон уже не шел ко мне. Я вертелся с боку на бок, переворачивал подушку, считал слонов и баранов - напрасно! Этот вредина Алешка добился своего.

– Ну! - не выдержал я. - Рассказывай.

Алешка промолчал. Цену набивает, понял я.

– Леха, - строго потребовал я. - Быстренько рассказывай - и спать!

Он опять - ни звука, вредина. Я спустил ноги на пол, взглянул на него… На этот раз он и в самом деле крепко и безмятежно спал. Чуть-чуть улыбаясь во сне…

Версии

Проснулся он раньше меня и умотал в школу. У них в этот день был «нулевой» урок - физкультура. Это значит, что целый час они будут бегать, задыхаясь и спотыкаясь, по парку, а Валентина Ивановна в своем роскошном парике, на котором лежит спортивная шапочка с перышком, будет сидеть на бревнышке с секундомером в руках:

– Бебчик, подтягивайся, подтягивайся! Не укладываешься в контрольное время! Круглова, дыши носом, «двойка» тебе обеспечена!

Но за Лешку я был спокоен. Он уже давно нашел прекрасный выход. Где-то на полпути дистанции он сворачивал в глубь парка, прятался на время в лубяной избушке, где неплохо проводил время с плейером, а потом, вдвое сократив путь и точно выбрав момент, выскакивал на беговую тропинку. И пробегал мимо Валентины Ивановны на подгибающихся «от усталости» ногах, хватая воздух широко раскрытым ртом.

Валентина Ивановна при виде Алешки на всякий случай придерживала парик и сквозь зубы хвалила его:

– Молодец, Оболенский! Хорошо идешь. Носом - вдох! Носом - вдох! Что ты рот разинул? Выдох - ротом! Ротом выдох!