Первое дело Аполлинарии Авиловой - Катерина Врублевская Страница 8

В рекреации послышался шум, и из-за колонны показалась группа полицейских. Впереди шел небольшого роста человек с самым деловитым выражением лица. Лет пятидесяти, залысины, обвисшие усы. Рядом с ним мрачный тощий господин в очках и с медицинским саквояжем в руках. Замыкали шествие четверо городовых.

Усатый подошел к мадам фон Лутц и отрекомендовался:

— Агент сыскной полиции Ипполит Кондратьевич Кроликов. Проводите меня к месту… э-э… происшествия.

Мадам, не вставая, махнула рукой по направлению к классной комнате.

— Попрошу всех пока не покидать здание. С вами поговорим позже, — сурово сказал Кроликов и вошел в класс.

За ним вошел человек с саквояжем, двое городовых остались у двери, а вторая пара спустилась вниз, ко входу в институт.

Они пробыли там не более десяти минут. За это время я видел, что Полина с Настей места себе не находили. Особенно когда дежурная оторвалась от начальницы, медленным шагом приблизилась к ним и вернулась обратно, ничего не говоря. Но выражение лица у нее было самое многозначительное.

Подойдя к Полине, я встал рядом и погладил Настю по голове.

Дверь открылась, оттуда вышел агент и, обводя всех взглядом из-за насупленных бровей, проговорил:

— Ну-с, приступим. Кто нашел тело?

— Она, — пришедшая в себя Марабу вытянула длинный палец по направлению к нам, хотя наверняка сама учила институток, что показывать пальцем неприлично.

— Кто она? — переспросил Кроликов.

Полина с Настей присели в реверансе.

Марабу подскочила к нам, и я удивился, сколько прыти в этой желчной синявке:

— Анастасия Губина, сирота на попечении, отец умер в следственной тюрьме. Я вошла и увидела ее всю в крови, около тела его превосходительства, невинно убиенного!

Такой наглости Полина стерпеть не могла:

— Постыдились бы, Зинаида Богдановна! При чем тут покойный отец Анастасии? Говорите по делу, то, что видели, а не возводите напраслину на честную девушку!

— Простите, с кем имею честь? — спросил Кроликов, сверля глазами мою храбрую Полиньку.

— Аполлинария Лазаревна Авилова, вдова коллежского асессора Владимира Гавриловича Авилова, дочь опекуна мадемуазель Губиной.

Сыскной агент посмотрел на нее с некоторым уважением.

— Хорошо, — он кивнул, — я хочу побеседовать с мадемуазель Губиной. Пусть она пройдет в класс.

— Никуда она не пойдет! — твердо возразил я. — Мадемуазель Губина несовершеннолетняя и будет отвечать на ваши вопросы только в присутствии ее опекуна. Или в присутствии госпожи Авиловой.

— Кто вы? — спросил меня Кроликов, впрочем, ничуть не смутившись.

— Штабс-капитан артиллерийского полка N-ского гарнизона Николай Сомов.

— Кузен мадемуазель Губиной, — внесла лепту высунувшаяся некстати Марабу.

— Как начальница этого заведения, я должна знать, что совершила мадемуазель Губина, — заявила мадам фон Лутц.

— Но тайна следствия? — попытался было возразить Кроликов.

— Я буду жаловаться губернатору! — грозно отмела его возражения фон Лутц. — И Игорь Михайлович мне не откажет.

Следователь оказался в неловком положении. Наконец, он справился с собой и широким жестом пригласил нас в классную комнату. На пороге он обернулся:

— Господин штабс-капитан, — внезапно обратился он ко мне, — проследите, чтобы никто из присутствующих здесь не покинул коридор.

Я вышел, дверь закрыли, и что происходило в классной комнате, мне пока неизвестно. Полина скупа на объяснения.

Вот такие дела, брат.

Запечатываю и отсылаю — не заметил, как обедать пора. Поеду в трактир, оттуда к Рамзину. Может, что-то и прояснится.

До встречи, Алеша!

Твой Николай Сомов.

* * *

Анастасия Губина, N-ск — Ивану Губину, Москва, кадетский корпус.

Милый братец!

Прости меня за ту отчаянную записку, которую я отправила тебе, не помня себя от горя. Теперь я успокоилась и могу связно описать все произошедшее после того, как я обнаружила в классной комнате Григория Сергеевича, лежавшего в собственной крови.

Как я боялась заходить туда, где лежал этот несчастный! Тело попечителя прикрыли серой холстиной, полицейский врач копался в саквояже, а нас Кроликов усадил так, чтобы мы сидели спиной к месту преступления.

— Ну-с, начнем, медам. Расскажите, мадемуазель, как было дело?

Полина ободряюще посмотрела на меня и я сказала:

— Я зашла в класс, чтобы взять из ящика мячик, свой подарок Полине, то есть мадам Авиловой.

— Как вы смели, мадемуазель Губина? — прервала меня возмущенная начальница. — Вы нарушили дисциплину! Институткам запрещено входить в классные комнаты, когда нет занятий.

Но тут вмешался этот страшный полицейский с висячими усами:

— Прекратите, мадам фон Лутц, — твердо сказал Кроликов. — Вы здесь присутствуете как свидетельница того, что с мадемуазель поступают по закону. Когда мне необходимо будет вас допросить, я вам об этом скажу. А сейчас попрошу не вмешиваться в ход допроса.

К моему великому изумлению, начальница немедленно замолчала, а следователь посмотрел на меня прямо—таки ласково:

— Продолжайте, дитя мое.

Нет, он, оказывается, совсем не страшный. И я продолжила:

— Мячик я нашла не сразу. А потом его превосходительство подошел сзади и… — тут я с мольбой посмотрела на Полину. И снова разрыдалась. Сил нет такое рассказывать, да еще при мужчине.

Как долго я рыдала не помню. Полицейский врач подошел к нам, достал из саквояжа какие-то капли, налил из графина стакан воды и подал мне. Я не могла сделать глотка, чтобы не расплескать воду, губы стучали о край стекла.

— Говори все, как было, Анастасия. Как мне рассказывала, — Полина обняла меня и погладила по спине.

— Нет… не могу… — ответила я и отвернулась.

Этого начальница стерпеть уже не смогла.

— Мадемуазель Губина, говорите! Не смейте ничего утаивать! Вы запутываете следствие и мешаете поискам истинного убийцы.

Полина возмутилась и решительно поднялась с места:

— Почему вы давите на мою подопечную! Кто дам вам право, мадам фон Лутц? — и, обратясь к следователю, бросила в сердцах: — Это не допрос, а форменное самоуправство. Я буду жаловаться!

— Сядьте, сударыня, — приказал он ей, а на фон Лутц даже не глянул.

И тогда я решилась:

— Я его оттолкнула и выбежала за дверь. Но на полдороге спохватилась и вернулась за мячиком. И когда я нагнулась, то увидела, что его превосходительство лежит. Мне даже в голову не пришло, что он мертв. Подойдя к нему, я дотронулась, и вдруг хлынула кровь.