Все оттенки тьмы - Питер Робинсон Страница 8

После пронизанной солнцем оранжереи дом показался им мрачным и холодным. Но как только глаза Энни привыкли к темноте и она лучше разглядела гостиную, все оказалось не таким уж и печальным — на выкрашенных в светлые цвета стенах висели яркие и жизнерадостные копии полотен Шагала и Кандинского. В комнату просто не попадало достаточно света, вот она и производила поначалу такое гнетущее впечатление. Мебели в ней было немного — всего пара кресел, диван, большой черный рояль и книжные полки, заполненные старыми книгами в кожаных переплетах.

Энни и Уилсон прошли в кухню, шикарную, идеально чистую, без единого пятнышка, со сверкающими стальными столешницами и таким набором утвари, какому позавидовал бы любой шеф-повар. Кухонную зону от столовой отделяла длинная барная стойка. Видимо, Хардкасл и Сильберт предпочитали проводить время дома, и как минимум один из них очень любил готовить.

Из холла на второй этаж вела лестница, широкая, отделанная деревянными панелями, с ковровой дорожкой и начищенными до блеска набалдашниками. Пока они поднимались наверх, Энни то и дело выкрикивала имя Сильберта, на случай, если тот засел где-нибудь в глубине дома и не слышал, как они вошли. Но ответом ей была все та же пугающая тишина. Они двинулись по коридору, бесшумно ступая по толстому ковру и заглядывая в комнаты.

Лоуренса Сильберта они нашли в третьей по счету.

К счастью, им не пришлось заходить внутрь — они сразу же увидели его на ковре из овечьей шерсти возле камина. Сильберт — Энни предположила, что это он, — лежал, раскинув в стороны руки, словно Иисус на распятии. Его голова представляла собой сплошное кровавое месиво, и ковер вокруг нее весь пропитался кровью, как и рубашка, превратившаяся из белой в темно-бордовую. Промежность Сильберта тоже была в крови — то ли натекла из ран на голове, то ли из каких-то еще.

С трудом оторвав взгляд от трупа, Энни огляделась. Как и везде в доме, в этой гостиной с изящным камином причудливо смешивались старина и современность. Над пустой каминной полкой висела картина, напомнившая Энни работы Джексона Поллока. Впрочем, может, это и был Поллок? Свет, пробивавшийся сквозь высокие окна, падал на персидские ковры, старинный стол и обтянутый коричневой кожей диван.

Краем уха Энни слышала, как выворачивало наизнанку Уилсона — тот не успел добежать до ванной и теперь стоял, сложившись пополам, в коридоре.

Изрядно побледневшая Энни вытянула из кармана мобильник и дрожащими пальцами набрала домашний номер суперинтенданта Жервез. Она подробно изложила начальнице ситуацию. Энни, конечно, знала, что нужно делать. Просто о столь серьезном происшествии шефу лучше сообщать незамедлительно — иначе в будущем это может выйти тебе боком. Разумеется, Жервез велела ей вызвать криминалистов, фотографа и судмедэксперта.

— И вот еще что, инспектор Кэббот, — добавила она.

— Да?

— Думаю, пора инспектору Бэнксу возвращаться на работу, — сказала Жервез. — Знаю, он собирался отдохнуть, но все складывается препаршиво. Труп нашли не где-нибудь, а в Каслвью. Это расследование надо поручить опытному оперативнику с полномочиями. Вы уж не обижайтесь.

— И не думала, мэм, — ответила Энни, искренне считавшая, что с помощью Уинсом и Дага Уилсона прекрасно справится и сама. — Как скажете.

Энни прислонилась к стене. Серый, как пепел, Уилсон сидел на лестнице, обхватив голову руками. Раскрыв свой мобильный «блэкберри», Энни нашла в адресной книге номер Бэнкса. Да, после такого известия сладостный субботний перепихон ему уже не светит, злорадно подумала Энни, впрочем, тут же устыдившись столь недобрых мыслей.

Алан Бэнкс потянулся и, взяв с тумбочки чашку чая, чуть не заурчал от удовольствия. Сияло яркое солнце, сквозь приоткрытое окно в комнату дул теплый ветерок, слегка потрепывая занавески. Будильник на айподе завел «Клер-Ашель» группы «Тинаривен», электрогитара выдавала аккорды в стиле Бо Диддли, и жизнь представлялась Бэнксу чертовски замечательной штукой. Над окном маленьким полукругом сиял витраж из зеленого, золотистого и красного стекла. В то давнее утро, когда он после жуткой вечеринки впервые проснулся в этой комнате, ему с похмелья причудилось, будто он уже умер и очнулся в раю.

Жаль только, что Софии надо сегодня на работу. Правда, только часика на два. Они уже договорились пообедать в их любимом пабе «Йоркширская лошадь» на Грейт-Портленд-стрит. А вечером же собирались закатить вечеринку. Значит, день они проведут на рынке, скорее всего в Ноттинг-Хилле, закупая продукты для ужина. Бэнкс уже заранее знал, как все это будет происходить. Много раз сопровождал Софию в таких походах и обожал наблюдать, как придирчиво она выбирает овощи и фрукты самых разных форм и оттенков. На лице ее появлялось выражение детского восторга, и, взвешивая в руке какой-нибудь плод, щупая его и оглаживая, она сосредоточенно высовывала кончик языка. София болтала с продавцами, донимала их расспросами и вечно накупала куда больше продуктов, чем намеревалась.

Потом Бэнкс, как всегда, предложит свою помощь, и, как всегда, она прогонит его из кухни. В лучшем случае ему доверят нашинковать пару морковок да сделать салат, а потом усадят в саду с книжкой и бокалом вина. Колдовать на кухне позволялось лишь Софии, и, надо признать, удавалось ей это просто блестяще. Бэнкса уже давно так вкусно не кормили. Нет, поправил он сам себя, его никогда так вкусно не кормили.

А потом гости уйдут, и пока он будет собирать со стола посуду, София, прислонившись к холодильнику с бокалом вина в руке, будет выпытывать его мнение о каждом блюде, требуя абсолютной честности.

Отставив чашку, Бэнкс вновь плюхнулся в постель. От соседней подушки пахло Софией — вдыхая аромат ее волос, Бэнкс всегда вспоминал один погожий осенний день, когда он, еще совсем малец, отправился с отцом в сад рвать яблоки. На кончиках пальцев все еще жило воспоминание о нежной коже Софии, но Бэнкс вдруг нахмурился.

Вчера, разомлев от любовной неги, он восхитился безупречной шелковой кожей Софии. И в ответ она рассмеялась и похвасталась:

— Ну да, мне это уже говорили!

Его задело не ее тщеславие, не то, что она знает цену своей красоте — это Бэнкса даже заводило, — а то, что в ее жизни были другие мужчины, которые нашептывали ей такие же интимные признания. Но лучше об этом не думать, твердил он себе. Тут либо сойдешь с ума от ревности, либо замучаешь и себя, и Софию. Стоит только дать волю фантазии и представить Софию — обнаженную! — в объятиях другого, счастливую и довольную, и все — прощай, рассудок!

Не важно, сколько любовников было у Софии раньше. И для него и для нее такое было впервые. По-другому об этом и думать нельзя. Джон и Йоко все правильно сказали: они — две девственных души.

Впрочем, довольно уже валяться и терзать себя мрачными мыслями. На часах уже девять. Пора вставать.

Приняв душ и одевшись, он направился вниз. Сегодня Бэнкс решил позавтракать в итальянском кафе. Почитать газеты, поглазеть на прохожих. Ну а потом по пути в Фицровию можно заехать в музыкальный магазинчик на Оксфорд-стрит и поглядеть, не вышел ли новый диск Изабель Кэмпбелл и Марка Ланегана.