Призрак Бомбея - Шилпа Агарвал Страница 8

Обрадовавшись ее предложению, сестры согласились без всяких оговорок. Однако со временем, когда обе освоились в бунгало, стук деревянного валька Парвати разносился каждое утро по всему дому и будил его обитателей, которые громко и недовольно чмокали губами.

Маджи пристально всмотрелась в лицо Кунтал. «Нет, что-то явно не так». Она решила пока не выяснять, поскольку семейство уже начало просыпаться. Весь дом ожил, огласившись шумом проточной воды, звоном на кухне и нарастающим гулом голосов. Маджи покачалась взад-вперед, распутывая ноги, с трудом встала и поковыляла к главным воротам, где повар Кандж встретил ее с миской риса и овощным карри. Из-за коленного артрита Маджи редко выходила из дома, но неизменно подавала милостыню знаменитому хромому садху [25], что прогуливался мимо бунгало каждое утро.

Садху прыгал на одной ноге, подгибая вторую в колене. Он был совершенно голый, не считая маленькой набедренной повязки, нескромно задиравшейся при каждом прыжке. По одному и тому же маршруту он скакал уже лет двадцать, ему поклонялись набожные люди, о нем спорили местные мужчины, и им бесконечно восторгались местные ребятишки. У себя на лбу садху рисовал три белые полосы — вот и все его имущество, и за ним повсюду следовали фанатики, один семенил впереди, сметая с пути навоз и мусор. Здоровая нога садху была мускулистая, налитая кровью, а вторая попросту отсохла от бездействия, так что пришлось подвязать ее к плечу. Садху принял милостыню от Маджи, благословил ее и церемонно поскакал прочь. Маджи умиротворилась.

Когда Мизинчик вышла из спальни, на стол уже накрыли первую смену завтрака. На блюде громоздились картофельные пирожки алу тикка [26]с пряной мятой и кисло-сладкой приправой чатни из тамаринда, а рядом стояла бутылка кетчупа. Также подали тонкие гренки, намазанные подтаявшим маслом, ломтики свежих фруктов и чаи масала.

Джагиндер с пугающей быстротой закидывал в рот алу тикки, попутно просматривая «Навбхарат тайме» на хинди. Сидя рядом с ним, Савита накладывала груду еды на тарелку и одновременно слегка покусывала гуаву, посыпанную каменной солью. Нимиш — единственный из мальчиков, кому разрешалось читать за завтраком, — ел, придерживая локтем раскрытые «Индийские каникулы» [27].

Нимиш часто разглагольствовал на мудреные темы за обеденным столом, чем вызывал раздраженные взгляды отца, горделивые улыбки матери и резкие тычки от младших братьев. Едва Нимиш достиг совершеннолетия, Савита запретила его шлепать или как-нибудь еще наказывать, например, тягать за уши и щипать за нос. «А не то мозги набекрень свернутся».

«Чушь, — отвечал Джагиндер, — он несет такой вздор, что приличная встряска только на пользу».

Тем не менее отец подчинился запрету и перестал бить старшего, но зато еще суровее воспитывал близнецов — к их неподдельному ужасу.

Дхир как раз обсуждал состав различных уличных закусок.

— Бхэлпури [28]подают в конусе из листа малу, с выжатым соком лайма и тамариндовой приправой сверху — так слаще, — сказал он, тоскуя по кислой тамариндовой пасте, обильно сдобренной сладкими финиками, сахаром и сморщенным перчиком бедаги.

Никто его, похоже, не слушал.

Туфан угрюмо ел, а рядом лежала нераспакованная стопка комиксов — «Палладии», «Энни Оукли», «Рой Роджерс» и «Одинокий рейнджер».

— Вах. они соизволили встать, — съязвила Савита, заметив племянницу в пижаме.

Лицо у Мизинчика вытянулось. Отперев прошлой ночью дверь, она бросилась на кровать к Маджи, вцепилась ей в руку и представляла всякие ужасы. В конце концов, обессилев от усталости и слез, девочка крепко уснула, а наутро почувствовала себя чуть лучше. Вся семья, как всегда, сидела и завтракала. Мизинчик украдкой взглянула на Нимиша.

— Доброе утро, — поздоровался он спокойно и вернулся к своей книге.

Мизинчик не сумела ответить как ни в чем не бывало. Неужели он вычеркнул из памяти все, что случилось между ними прошлой ночью? Но она почему-то успокоилась, и ей даже стало чуть-чуть неловко. Незаметно усевшись на стул. Мизинчик пила чай маленькими глотками.

— Ними, дорогой, — ласково сказала Савита, засовывая сыну в рот свежий пористый миндаль, полезный для головного мозга. — Почитай что-нибудь из своей книжки, чтобы не слышать этого чавканья.

Нимиш быстро прожевал и сглотнул.

— Англичанин по фамилии Экерли рассказывает, как однажды гостил у индийского магараджи, — начал Нимиш и покраснел: утром он как раз дочитал до того места, где Экерли отмечает, что у индийцев поцелуй в губы считается полноценным половым актом.

— Прочти-ка что-нибудь, — подбодрила Савита.

Туфан демонстративно заткнул уши, а Дхир принялся обсасывать косточку манго.

Нимиш послушно раскрыл книгу:

— «Остальные гости отбыли тем же утром, и перед самым отъездом миссис Монтгомери дала мне последний совет. «Вам никогда не понять мрачный, извращенный ум туземцев, — сказала она. — Если даже вам это удастся, вы мне тотчас разонравитесь, поскольку сами утратите здравый рассудок»».

Савита злобно зыркнула на сына и сунула ему в рот еще одну миндалину — для ровного счета.

— Ну, давай, Мизинчик-дм, Маджи уже помылась, — сказала Кунтал, повстречав ее в коридоре. Служанка несла охапку постиранного вчера белья невозмутимому гладильщику. Его ларек стоял в тени по соседству и обслуживал всю улицу. Гладильщик приступал к работе на рассвете — разжигал огонь, чтобы накалить уголья докрасна, а затем пересыпал их в утюг. После этого, расстелив ткань на накрытом столе, мастер обрызгивал ее водой и начинал быстро, но тщательно гладить. Попутно он увещевал миссис Гарг, заявлявшую, что именно по его вине на воротничках ее мужа появились загадочные пятна губной помады.

Кунтал повела Мизинчика в детскую ванную. Девочка на миг замешкалась, вспомнив ночные страхи, но теперь все казалось таким обыденным и даже скучным, что она чуть не прыснула со смеху. Все эти годы дверь запирали на засов. Но после того как прошлой ночью Мизинчик ее отперла, не произошло ничего ужасного. Ну ничегошеньки!

Она сидела на низком деревянном табурете и мечтала о Нимише. Свои длинные волосы, покрытые пузырьками пены, она собрала на затылке в пучок и зажмурила глаза. Камень в груди потяжелел. Мизинчик вспомнила, как Нимиш прогнал ее, — каким равнодушным, даже ледяным голосом. Понемногу она стала зябнуть и потянулась за лотой, чтобы смыть шампунь. Ее рука опускалась все глубже в бездну латунного ведра, но вместо воды дотронулась до сухого дна. Хотя низкий деревянный табурет уже нагрелся от дневной жары, Мизинчик поежилась. Она нащупала кран, вслепую подставила ведро и услышала шум воды, поднимавшейся по трубе. Как только хлынула струя, тембр звука изменился.