Потерянные души - Майкл Коллинз Страница 8

Пит, собственно, был любимцем мужа Лойс. Он брал его с собой, когда разъезжал как коммивояжер. «Своего разговорителя», как он его называл. Пит был единственным свидетелем его самоубийства. Он сидел на плече Лайонела, когда уборщица вошла убрать номер. Да, Пит был единственным свидетелем, но он молчал. Во всяком случае, о самоубийстве.

Лойс продолжала лепетать с попугаем: «Пит, тебе же нравится Лоренс!» — и это вызвало заварушку. Я услышал, как Лойс взвизгнула. Пит умел кусаться. «Черт, Пит, нет!» Шорох распушаемых перьев, и она бросила трубку.

Следующая запись. Снова Лойс: «Ты сумеешь сегодня? Сообщи. Мне надо сбегать купить кое-что, если приедешь».

Я позвонил, но она не сняла трубку, и мне пришлось наговорить на автоответчик, что приеду около семи. А собирался сказать, что не приеду.

Я достал запасную форму из пластикового чехла, в котором мне выдали ее из чистки. Предстоящее действие меня пугало. Моя жизнь давно превратилась в тюрьму, но это я пережил — почти незаметное соскальзывание, позволявшее мне — и не так уж редко — тешить себя мыслью, будто я еще воспряну, будто где-то есть кто-то ждущий меня. Я смирился с жизнью в вечном молчании — и во время патрулирования, и у себя в доме, и только дрожь в руках и коленях выдавала поток эмоций, глубоко спрятанных во мне.

Застегивая рубашку, я ощутил эту нервную дрожь. За простым фактом сокрытия того, что сделал Кайл, я вновь видел то, чему стал свидетелем в предрассветные часы. Образ этой маленькой девочки должен был остаться со мной до конца моих дней. Я это не придумывал.

Я думал, почему бы Богу в этом одном-единственном случае не повернуть события вспять? Почему трехлетний ребенок был послан на землю, чтобы так скоро умереть? Мне казалось, что удовлетворительного ответа найти нельзя. Произошла ошибка. Бог на мгновение посмотрел в сторону. Я хотел, чтобы все исправилось само собой, чтобы песок времени ссыпался в песочных часах вверх.

Но девочка лежала в морге на холодном столе из нержавеющей стали, и уже произвели вскрытие, ее тельце разрезали и прощупали, пока я спал. От этой мысли моя дрожь усилилась.

Я позвал Макса в дом, наполнил его миску и снова прослушал голос сына. Мне пришлось забросить резиновую кость Макса в гостиную, чтобы пес отошел от входной двери. Сколько раз собака способна обманываться?

Ленты туалетной бумаги с прошлой ночи совсем размокли. Слово «СВИНЬЯ» обрело большую четкость, потому что от хлорки трава пожухла до цвета соломы.

Джонсоны жили на окраине городка. Они унаследовали свою ферму, но я говорю «унаследовали», как вы могли бы сказать, что унаследовали ген рака. Она была великой обузой, чем-то, чего нельзя было даже продать. Она была тем, что способно губить жизни. Они кое-как перебивались на сентиментальной ностальгии проезжих, покупавших их доморощенные овощи и прочее.

По пути к Джонсонам я слушал радио. Информация подавалась сдержаннее, чем в телевизионных новостях, без намека на сенсацию. Но слышать голос, просто рассказывающий, как погиб ребенок, почему-то было еще тоскливей.

Сообщение завершилось призывом шефа ко всем, кто проезжал там между десятью и двенадцатью часами, откликнуться и помочь расследованию. Я подумал, что именно так и надо вести это дело.

Я свернул на длинную подъездную дорогу Джонсонов, ощутил, как мои колени подпрыгивают на рытвинах. Наступила ночь. Я въехал в унылый двор. Свет фар размывал темноту. Материализовались три собаки и подняли дикий лай. В лучах фар заметались куры, целое море кур.

В кромешной тьме открылась дверь сарая, и на фоне сияния — сарай светился изнутри — возникло нечто вроде космического пришельца в маске, поднимающего палец голубого пламени.

Эрл поубавил пламя. Я был знаком с ним много лет назад, еще в школе, но не так, чтобы хлопать друг друга по плечу. Он был нашим прославленным футболистом, прозванным Эрл-Перл, но ему всегда не везло. Он просто стеснялся своей славы, а что может быть хуже такого положения? Теперь он славился своими запоями.

Эрл сдвинул маску сварщика выше на лоб. Я вылез из машины, несмотря на собак, и пошел к нему.

Он дал мне заговорить первому.

— Как поживаете, мистер Джонсон? — сказал я тоном, которым пользовался, когда кого-нибудь задерживал. Официальный властный голос закона.

— Да так-сяк… — От него разило алкоголем. Мне показалось, что он смотрит мимо меня на дом. Я обернулся и увидел тень в одном из окон верхнего этажа. Затем занавеска задернулась.

Когда я снова повернулся к Эрлу, он сказал особо нарочитым голосом:

— Что привело вас, полицейского, сюда в такую ночь? — Он сказал это, как любитель, которому не помешало бы взять уроки актерского мастерства.

— Надо бы установить кое-что. Вот я и подумал, не могу ли я поговорить с Кайлом?

— Кайл делает уроки.

У него, казалось, не было желания пускать меня в дом. Он повернул голову к пикапу, будто мне следовало его осмотреть, будто была такая договоренность, и потому я подыграл ему. Я сказал:

— Знаете, прежде чем поговорить с Кайлом, если вы не против, я бы осмотрел пикап, на котором он ездит.

Эрл ответил тем же нарочитым голосом:

— А собственно, в чем дело?

— Ну, просто надо кое-что установить, мистер Джонсон. Никаких причин для беспокойства.

Я увидел, где Эрл сваривал цепь для своей молотилки. Никакого отношения к пикапу это иметь не могло. Я потратил минут пять, осматривая пикап. Гайки на колесах были чистыми. Их снимали и снова навинтили. Шины успели заменить. Я осмотрел бамперы и шасси, нет ли каких-нибудь следов, каких-нибудь пятен крови или обрывков одежды. Однако, хотя снизу машина была чисто вымыта и все следы уничтожены, я сердцем знал, что под этим пикапом погиб ребенок. Я вздрогнул, закрыл глаза, голова у меня закружилась.

Когда я выпрямился, Эрл наклонялся ко мне, держа ацетиленовую горелку. В его глазах отражалось голубое пламя.

— Так все?

— Мне нужно взять показания у Кайла.

Дождь падал длинными иглами, посеребренными светом из сарая. Эрл пошел через двор. Одна из собак выскочила из-за какой-то сельскохозяйственной машины и зарычала. Эрл пнул собаку в живот, и она с визгом убежала.

Внутри дом был темной лачугой из нескольких смежных комнат.

— Снимите-ка сапоги.

На крыльце пахло сеном, кисловатым запахом брожения. Я услышал какое-то царапанье и увидел ряды клеток с кроликами.

— Хотите одного? Вкуснятина!

Я промолчал и пошел за ним по коридору в кухню, обширное помещение с пылающими в печи дровами. Просто декорации для «Хижины в прерии».

Кайл сидел за столом перед открытым учебником математики и листом миллиметровки. Рядом с ним девочка лет четырнадцати и мальчик лет семи тоже водили ручками по бумаге. Двое младших уставились на меня. Кайл постукивал карандашом по зубам, притворяясь, будто не знает, что происходит. Голова его была опущена.