Я подарю тебе "общак" - Евгений Сухов Страница 8

– И вот еще, – сунул ему мешочек с серебром Лапа, – это тоже можно переплавить и сдать в Торгсин или слепишь из него что-нибудь.

– О, серебро, то, что нужно, – восхитился Загорский, – у меня как раз есть один проект. Вот, посмотри наброски. – Скульптор засуетился, достал скрученные в трубочку листы бумаги и стал разворачивать их перед Лапой, демонстрируя карандашные рисунки, изображавшие мощную молодую женщину, замахнувшуюся молотом над наковальней. – Скульптура будет называться «Дочь кузнеца» и отражает в себе все, что сейчас происходит, все реалии нашего общества, тенденции соцреализма – весь этот кошмар, грубость, крушение идеалов красоты и гармонии. Что ты об этом думаешь?

– Да ничего не думаю. Думать мне, что ли, больше не о чем, – фыркнул Лапа, находясь в легком шоке от задумки приятеля. – Ты уж что придумаешь, так придумаешь. Только диву даешься. Я вообще-то сейфы вскрываю, а не рисование в гимназии преподаю, так что извиняй за непонимание.

Чтобы обрести хоть какую-то поддержку, Загорский показал наброски Лизе:

– А тебе нравится?

– Нет, она страшная, – честно призналась девочка с набитым ртом, уплетая колбасу. Скульптор безнадежно махнул рукой, как бы говоря: «Ну, что тут можно сказать?»

– И ты думаешь, у тебя эту бабищу с молотком купят? – с сомнением поинтересовался Лапа. – А то переведешь зря серебро, и будет она потом стоять и пылиться в чулане.

– Купят, не переживай, – сварливо ответил Загорский. Он с обидой воспринял сомнения приятеля в его таланте, поэтому долгое время сидел за столом молча, а если и отвечал, то односложно, даже с раздражением.

– Ладно тебе дуться, обидчивый какой, – не выдержал, в конце концов, Лапа и шутя толкнул скульптора кулаком в бок: – Скажи лучше, как ты этих теток лепишь, по памяти, что ли?

– У меня натурщица есть, – сердито буркнул Загорский.

– Да ты что? – присвистнул Лапа от восторга. – Колись, кто она? Я ее знаю?

– Откуда тебе ее знать, – тяжело вздохнул Загорский, – она жена большого человека. Муж выполняет все ее капризы. Она сказала, что с детства хотела позировать для картин или для скульптур. Просила, чтоб я сделал из нее «Венеру Милосскую».

– Что она просила? – глумливо улыбаясь, переспросил Лапа.

– Неважно, – махнул рукой Загорский и зевнул, прикрывая рот ладонью. Ему очень хотелось спать, и он покосился на гостей.

Уходить те явно не собирались, поэтому скульптор предложил остаться, расстелил им на полу пледы, старую перину, соорудил что-то вроде подушки для девочки. Та тоже зевала и почесывала волосы под платком.

Неплохо бы ей помыться, а то занесет еще чего-нибудь в квартиру, мелькнула мысль в голове у Загорского. Поймав за руку Лапу, он тихо спросил у него:

– А эта девчонка кто? Не слышал, чтоб у тебя дети водились. Ты вроде и женат никогда не был.

– Да она так, на улице приблудилась, – пробормотал «медвежатник», – вот не знаю, что делать теперь. Прогнать жалко. Она мне жизнь спасла, и за мной теперь как бы должок. Слушай, а тебе по дому помощница не нужна? Она сказала, что все умеет делать.

– Какая помощница, окстись, ей лет семь-восемь, не более, ребенок совсем. Мне некогда тут с ней нянчиться, сам решай, что с ней делать. – Загорский осторожно приподнял грязную куклу девочки, которую она положила на стул, и присвистнул: – Штучка-то дорогая. Твоя Лиза либо из знатной семьи, либо сперла ее где-нибудь.

– Лиза, откуда у тебя кукла? – громко поинтересовался Лапа, которого разбирало любопытство.

Девочка расчесывала перед зеркалом волосы поломанным гребешком и с растерянным видом обернулась:

– Моя она. Честно, моя! Мне папа купил. Она была раньше красивая. Прасковья ей платье стирала и волосы расчесывала.

– Ясно, – кивнул «медвежатник» и посмотрел на скульптора.

– Если почистить, то ее можно продать, – пробормотал Загорский, – очень добротно сделана. Хороший материал и почти не пострадала.

– Да никто не собирается ее продавать, – тихо ответил Лапа, – просто скажу ей, что, в случае чего, она может принести ее тебе. И ты уж не обмани сироту, дай нормальную цену.

– Договорились, – кивнул Загорский.

Взгляд Лапы упал на наброски новой скульптуры приятеля. «Дочь кузнеца» грозно смотрела на него с карандашного наброска. В руках занесенный молот. Ему казалось, что вот так же весь мир замахивается на него, желая уничтожить, расплющить, стереть в порошок. А он, всем назло, выживает.

Захар Петрович Антонов был невысоким, но широким в плечах и выглядел благодаря регулярным занятиям самбо и тренировкам в спортзале в свои сорок пять так, как многие и в двадцать пять мечтают, да не могут. Сильное волевое лицо с квадратным подбородком, правильные черты, серые глаза, взгляд которых заставлял трепетать от страха сердца уголовников. Возраст выдавала лишь седина, тронувшая коротко стриженые волосы, да морщины, пересекавшие лоб и углублявшиеся всякий раз, когда Захар Петрович задумывался. А задумываться Антонову по роду службы приходилось довольно часто. Он был старшим следователем главного следственного управления Уголовного розыска ГУВД.

Этим утром Захар Петрович поднялся рано. Виной всему был звонок дежурного, сообщившего об ограблении музея краеведения. Пострадали двое сотрудников ППС и сторож музея. Взглянув на спящую жену, он тяжело вздохнул и принялся одеваться. Достал из шкафа бежевый костюм, галстук. Выглянул в окно – его старенький, цвета индиго «БМВ» стоял припаркованный у подъезда.

Через полчаса Антонов был уже на месте. В зале, где проходила выставка, работали эксперты-криминалисты. Под ногами хрустело битое стекло. Он поздоровался с ними, потом подошел к группе коллег, толпившихся у комнаты охраны. Каждого он знал лично. Тут был и местный участковый Игорь Маслов, и опера из второго отдела по раскрытию имущественных преступлений Северцев и Баранов, а также полицейские в форме ППС с разукрашенными синяками физиономиями. Фотограф из экспертно-криминалистического центра фотографировал перерезанные провода. Возле него суетился Лукашин – молодой следователь из следственного управления, работавший под началом Антонова. Еще были полный слащавый мужчина в клетчатом костюме с приклеенной фальшивой улыбкой и нервная женщина лет сорока в темно-синем платье.

– Вот до чего кризис бандитов довел. Музеи краеведения стали бомбить, – невесело пошутил Северцев.

– Что украли-то? Какова сумма похищенного? – поинтересовался Антонов.

– Здравствуйте, Захар Петрович, – обрадовался Лукашин. Он заполнял протокол осмотра, и появление начальника придало ему уверенности.

– Привет, Артем, – кивнул Антонов.

Лукашин кратко изложил руководителю суть дела – все, что известно на данный момент. Бандитов было от трех до пяти человек, в камуфляже, с оружием. Приехали на милицейской машине. С одним из налетчиков сидела девушка-блондинка. Бандиты вырубили газом сторожа, потом шофер «отправил отдыхать» двух патрульных, попытавшихся проверить у него документы, после чего налетчики уехали с награбленным в неизвестном направлении. Сторож попал в больницу с сердечным приступом, и от него сейчас мало толку. Свидетелей не было. Никто из жильцов соседних пятиэтажек ничего не видел и не слышал.