Основная операция - Данил Корецкий Страница 8

Тогда кто? ФСБ? Не очень-то похоже на Степашкина… Точнее, совсем не похоже! К тому же вряд ли он испытывает теплые чувства к опальному подчиненному. ГРУ? Еще менее вероятно, это вообще заклятые враги, сколько крови он у них попил… Они бы постарались только для того, чтобы исполнить смертный приговор, а для этого не нужно тащить человека за тысячи километров через государственные границы. К тому же в самолете его не сопровождали, да и прием не похож на враждебный: ни наручников, ни ствола в бок, уважение и предупредительность… Нет, не ФСБ и не ГРУ! Но больше и нет сил, способных сделать то, что для него сделали! Если только…

Генерал Верлинов имел более чем тридцатилетний опыт работы в специальных службах СССР и России. Он знал, что чудес не бывает. Значит, за последнее время на политической арене страны появилась могущественная, хорошо оснащенная и уверенно себя чувствующая структура, имеющая широкие оперативные возможности за границей. В принципе, такого быть не могло: мощные спецслужбы не вылупляются в одночасье, как инкубаторские цыплята. Но другого объяснения феномену его эксфильтрации не существовало.

Не сбавляя скорости, «Чайка» влетела в ворота Спасской башни.

* * *

Координатор теневой деятельности сообществ, организаций и группировок Московского региона Сергей Петрович Калядов являлся всезнающим и всемогущим лишь для фигур среднего и верхнего уровней. На нижнем его вообще не знали и звероподобные «быки» конкретных территорий, признающие лишь одного бога — еще более звероподобного «бригадира», вполне могли вытянуть его стальной пружинной дубинкой поперек не лишенной интеллигентности физиономии. На высшем уровне криминальной власти, уже почти избавившейся от банальных признаков криминальности и имеющей форму и содержание обычной финансовой или государственной власти, к нему относились с легкой снисходительностью, как к полезному и в общем-то ценному работнику, который, однако, в силу бедности и малозначительности никогда не войдет в круг тех, кто является хозяевами сегодняшней жизни, элиты, легко позволяющей себе обедать в Хаммеровском Центре на Краснопресненской набережной.

— Рекомендую эти сигары, настоящая гаванна из запасов Политбюро…

В курительной комнате на шестом этаже было пустынно и довольно прохладно. Река еще не стала, казалось, от черной воды поднимается легкий парок. Сидящий перед Координатором Семен Поплавский считался одним из самых богатых людей Москвы и, несомненно, являлся хозяином жизни. Он был другом мэра, спикера верхней палаты парламента Норейко, известного в кругах столичной политической элиты под прозвищем Красавчик, управляющего делами Администрации Президента — неказистого человечка, которого шепотом называли Кукловодом, Ваньки-Черепа, Магомета Тепкоева — Горца и еще доброго десятка людей, определяющих не только теневую, но и легальную жизнь столицы, а значит, и всей России.

— Твой морячок должен быть тебе благодарен: ты спас ему жизнь, оказал гостеприимство и устроил королевский прием. Одним словом, взял его на крючок с перспективой.

Поплавский был человеком старой закалки и не признавал массажных кабинетов и косметических операций, а потому его лицо напоминало изборожденную морщинами маску из папье-маше, как в телевизионной передаче «Куклы». И то, что он говорил, вполне могло быть простым озвучиванием текста, составленного Красавчиком, Кукловодом, Горцем или Бог его знает кем еще, но при непременном условии участия самого Семена Исаевича и учета его интересов.

— И это, несомненно, правильно, — блестящие глаза контрастировали с неживой бугристой кожей, и казалось, что настоящий Поплавский спрятан внутри обтянутого иссушенной плотью муляжа. — Но ты склонен останавливаться на полпути и пускать дело на самотек, что не способствует успехам…

Сергей Петрович раздраженно скривился. Он не считал себя глупее кого-либо из криминально-финансового пула Москвы, напротив — в свое время ушлые цеховики, оборотистые завмаги, пронырливые деловики всех мастей искали дружбы с ним — старшим инспектором ОБХСС, оказывали услуги, передавали аккуратно упакованные пакеты с дефицитом и тугие пачки червонцев и четвертаков. Он был купленным ментом, но вся эта богатенькая публика заискивала и перед не самым достойным представителем власти, тогда невозможно было представить даже украдкой брошенный неуважительный взгляд… Наоборот, это он презирал их — алчных хищников, трясущихся над схороненными сокровищами: сколько раз на обысках приходилось выкапывать из кладбищенски пышных клумб проржавевшие жестянки из-под монпансье, набитые золотыми монетами, запихивать валидол в прыгающие синюшные губы, слушать покаянные речи и бессвязные клятвы… Потому и глядел строго, без улыбки, в глаза сующего взятку торгаша: ладно, голубчик, гуляй пока, а там посмотрим!

Но теперь все изменилось не только в масштабах воровства, но и во всем, что с этим связано. Семен Поплавский уже не «наваривает» сотни рублей на «леваке» и обвесе, он продает Москву по домам, кварталам, микрорайонам и зашибает не сотни, а миллионы, и не рублей, а долларов. Причем делает это совершенно открыто и вроде бы даже легально совместно со своими приятелями-деловиками, ныне политиками, руководителями местных органов власти, президентами и генеральными директорами акционерных обществ, товариществ с ограниченной ответственностью, управляющими банков. И плюют они уже не только на рядовых оперативников, но и на генералов, потому что водят дружбу с многозвездными генералами, и никому не приходит в голову поинтересоваться: а что лежит в основе столь трогательной дружбы? Правда, случаются и у них сбои: вынырнула из серой неизвестности новая фигура — Коржов, Служба безопасности Президента, лязгнул зубами, после чего две сильнейшие подпорки Поплавского — начальники ГУВД и столичного УФСК — вылетели на пенсию… Да и мэр без них зашатался: вдруг новых, неуступчивых назначат, тогда в один миг можно из кожаного кресла за пять тысяч баксов пересесть на голые, отполированные вонючими арестантскими телами нары… Только откуда они возьмутся — неуступчивые, и кто их назначать станет? Обошлось!

— Задумался? — неодобрительно спросил Поплавский. — Зря. Я о серьезных вещах толкую.

Вроде ничего особенного шеф и не сказал, а у Координатора холодок по коже: тут ведь не кричат, ногами не топают, не угрожают; мигнет этот глаз из-под папье-маше — и нет больше на свете Сергея Петровича. И прекрасный бордовый галстук за сто долларов ему не нужен, и пошитый в Париже костюм ни к чему, и накопленные двести тысяч «зеленых», и особняк на Кипре, и другие мелочи…

— Извините…

— Я вот что говорю: морячка оставлять нельзя. У него сейчас неприятности, трибуналом пугают, и жена стервой оказалась, и на службе все наперекосяк…

— Откуда вы все это знаете? — не удержался Координатор.

Уголки морщинистых губ чуть приподнялись: человек под маской довольно улыбался.

— Если бы я ничего не знал, то на твоем бы месте сидел. А ты — на моем. Деньги на ветер бросать нельзя. Как в преферансе: не уверен — не делай ставку! Потому я карты и не люблю.

— А зачем вам его жена?

— Вот тебе раз! — искренне удивился Поплавский. — Жизнь-то человеческую доподлинно знать надо! Морячок твой в тупике, кризис у него, хоть стреляйся. Пьет небось каждый день… А тут московский друг приезжает, уважаемый человек, кандидат в депутаты Калядов Сергей Петрович.