Бей первой, леди! - Кирилл Казанцев Страница 8

Охранник — молодой, чуть сонный на вид парень — показал Максу дорогу и пояснил:

— В самом центре, считай, у пруда. Прямо пойдешь, потом правее, после желтого дома, как лодки на пруду увидишь — пришел. Я уже предупредил, тебя ждут.

«Направо пойдешь — коня потеряешь. Налево пойдешь — жизнь потеряешь. Прямо пойдешь — жив будешь, да себя позабудешь. Машины у меня уже нет, жизнь — это фиг вы угадали… Прямо тоже не сахар. Зараза!» Макс потопал по главной, надо думать, улице поселка в указанном охранником направлении. Шел, шел и почти никого не встретил, точно вымер поселок: попался по дороге велосипедист да пара собачников, и все — ни машин больше не встретилось, ни людей. И не отпускало жутковатое ощущение, что следят за ним, что ведут и фиксируют каждый его шаг, каждое движение, того и гляди глас небесный грянет: «А какого, собственно, тебе тут, Макс Еланский, понадобилось?» Понятное дело, что камер слежения на каждом заборе по десятку понатыкано, а все ж не по себе стало, и Макс невольно ускорил шаг. Повернул, как и было сказано, направо после желтого, с белыми колоннами особняка, точь-в-точь как с картинки из дореволюционной жизни, точно выдернули домик волшебным образом из центра Питера или старой Москвы и перенесли в бор сосновый, вкопали, огородив ажурным забором. Повернул — и оказался точно напротив пруда, размерами походившего на небольшое озеро.

На берегу имелся причал с лодками, что качались на воде — яркие, нарядные, новенькие, они напоминали дорогие игрушки, на которые можно только смотреть, и то со стороны. И боязно в руки взять — вдруг деталька какая мелкая отвалится. Макс прудик обошел, косясь на лодочки и на будочку, что стояла у воды, но из будочки никто не вышел, а чувство пристального взгляда в спину усилилось. И по-прежнему поблизости никого, даже вороны не каркают, а ворона — птица ушлая, везде проникнет, и вот поди ж ты, нет их тут. Может, вывели, а может, сами брезгуют…

Макс стоял спиной к лодкам и смотрел на забор, что простирался напротив и уходил в обе стороны, теряясь за соснами. Хороший забор, почти как у въезда в поселок: глухой, высокий, мощный — такой с налету не взять. «В самом центре», — сказал охранник, и Макс решился. Подошел к калитке у закрытых ворот и нажал кнопку домофона. Мигнул диод, включилась камера, и Макс, глядя точно перед собой в одну точку, сказал:

— Это Еланский. Я пришел, как договаривались, — и толкнул калитку.

Она медленно поддалась, створка поехала вглубь, Макс шагнул через порог и едва не столкнулся нос к носу с молодым человеком в темном костюме. Опешил слегка, разглядывая парня, решив, что это кто-то из вчерашних вышел посчитаться с обидчиком, но нет. Парень был похож на них и ростом, и осанкой, и манерой держаться — спокойной и в то же время чуть напряженной, и напряг этот был заметен лишь опытному взгляду. В остальном — парень как парень, стоит себе и даже делает вид, что рад гостю.

— Прошу, — он отступил вбок, пропуская Макса на выложенной плиткой дорожке вперед, — вас ждут. Но вы опоздали…

— Я знаю, — оборвал его Макс, — хозяйка твоя вчера постаралась.

Вот и поговорили, называется: юноша точно воды в рот набрал и помалкивал, пока шли от ворот по тропинке вдоль клумб и аккуратно подстриженных кустарников к дому. Двухэтажный особняк роскошью не поражал, все было просто, надежно, добротно и очень дорого, как снаружи, так и внутри. Натуральный камень, дерево, стекло преобладали как в строительных материалах, так и в отделке, холл был просторный и огромный, как каток, весь уставленный кадками с роскошной зеленой растительностью, наверх вела лестница из светлого мрамора с коваными перилами.

На втором этаже коридор разбегался в обе стороны, провожатый осторожно тронул Макса за локоть, показал налево. Оба строем двинули туда, причем юноша, как и всю дорогу, держался чуть поодаль, примерно на шаг позади, но лишних движений не делал, и Макс немного успокоился, хоть и понимал, что камер тут тоже видимо-невидимо и пульт, расположенный где-то в глубине дома, фиксирует каждый его шаг. Прошли почти до конца, до торцевой стены с огромным, от пола до потолка, панорамным окном, откуда виднелись сосны и берег реки, остановились напротив последней двери. Юноша постучал, с той стороны раздалось приглушенное «войдите», и Макс толкнул дверь.

В кабинете тоже все было просто: мебель из темного дерева, огромный монитор на столе, кожаные кресла, люстра из матового стекла, камин, темный и бездействующий по случаю теплого времени года, паркетный пол и много зелени. Первым, кого заметил Макс, был адвокат, он сидел за столом и кивнул Максу как старому знакомому. Дальше, у окна, стоял еще один человек — высокий, поджарый, но не худой, скорее, жилистый и сухой. Он повернул голову на звук, моментально оценил обстановку, и юноша-провожатый сгинул с глаз долой, закрыл за Максом дверь и пропал в коридоре. И — сто очков — стоит, стенку подпирает, ждет дальнейших указаний, ну да пусть ждет, это его работа. Кстати, о работе…

Тот, что стоял у окна, мельком глянул на Макса и отвернулся, смотрел в сад, на сосны или на небо, нечто его там заинтересовало больше, чем вошедший. Макс решил пока не обращать на него внимания, тем более что были дела поважнее.

— Добрый день. — Левицкая одарила его улыбкой, точно такой же, как тогда, у моста. Повернулась в кресле, положив ногу на ногу, и рассматривала с ног до головы, пристально и неотрывно, точно сканировала взглядом. Сегодня на ней был светлый брючный костюм, надетый, как показалось Максу, прямо на голое тело, туфли на высоком каблуке в тон и много золота, от украшений на темную столешницу падали белые и желтые отблески.

— Добрый, — отозвался Макс, глянул на широкую спину мужика у окна, на кругломордого адвоката и на Левицкую. Смотрел дольше, чем требовали приличия, но там было на что посмотреть. Выглядела она потрясающе, возраст скрывали и стрижка, и макияж, и осанка, и поднятый подбородок, и голос. Вблизи Макс дал ей сороковник с лишним, а сейчас уже сомневался — вдова точно полтора десятка лет скинула, и вид у нее был такой, что хоть сейчас под венец. И понятно, что муж оставил ей все, что нажил на банковском поприще, не станет она из-за помятого крыла мелочиться, что ей это крыло — она новую «бэху» себе купит, краше прежней. Ей копеек, что Макс должен, на неделю жизни не хватит. Но на кой черт тогда он ей понадобился? Отработать… Пора бы и к делу, но вдова не торопится.

Не торопится, разглядывает, как тигру в клетке, того гляди повернуться попросит или пройтись, как на кастинге. И что тогда прикажете делать? Но до этого не дошло, Левицкая покачивала ногой, откинувшись на спинку кресла, и не сводила с Макса глаз, что начинало раздражать. И вдруг он поймал себя на мысли, что смотрит Левицкая почти как Маринка, только что не подмигивает и глазки не закатывает, как зобатая соседка, а так очень похоже. И ни в какое сравнение со вдовой не идет, это и кошке ясно, хотя Левицкая годами Маринки постарше будет, но при таких деньгах на свой возраст выглядеть просто неприлично…

— Господин Еланский готов выслушать ваше предложение, — прекратил игру в гляделки адвокат, выпрямился и придал себе деловой вид. Левицкая повернулась в кресле и показала Максу на стул рядом с собой, и только человек у окна не шелохнулся. Макс сел, вдохнул терпкий и сочный запах духов вдовушки, положил ладони на стол и посмотрел на адвоката, потом на Левицкую. Илья Борисович любовался на свое отражение в столешнице, а Левицкая смотрелась в зеркало. Отложила, постучала бордовыми ногтями по столешнице и сказала, глядя на Макса в упор: