Мученик - Рори Клементс Страница 8

А теперь король Филипп поднимал ставки. Семьдесят тысяч дукатов легко могли соблазнить кого-нибудь из отчаянных голов.

Уолсингем продолжал:

— На мировой сцене Филипп — неповоротливый тяжеловес. Забавно, когда он, как девчонка, жалуется на Дрейка, Хоукинса и всех остальных, кто решил поживиться его сокровищами. Но хоть Филипп и неповоротлив, у него есть определенный вес, благодаря богатствам Нового Света. И он способен уничтожить. Я бы сказал, что в море мой добрый друг Дрейк скорее умрет от цинги, чем падет от меча или пули наемного убийцы, но сейчас, когда он на суше, оснащает и снабжает провиантом флот на Темзе, адмирал — легкая добыча. Джон, он уязвим при свете дня на верфях, да и по вечерам, появляясь при дворе вместе со своей женой, вряд ли в большей безопасности. Дрейк — в опасности, и именно тогда, когда он нам больше всего нужен. Санта-Круз, адмирал короля Филиппа, намеревается выдвинуться вместе со своим флотом в поход этой весной или летом. Мои агенты сообщают, что он замышляет объединение с войсками герцога Пармы в Голландии и собирается прикрывать их, когда те двинутся морем к берегам Англии. Если Дрейка не будет, их морская кампания обернется безмятежной прогулкой.

Шекспир колебался. Из того, что он слышал о Дрейке, он мог сделать вывод, что тот не нуждался в чьей-либо помощи, чтобы защитить свою жизнь.

— Дрейк в состоянии позаботиться о себе сам, — наконец произнес Шекспир.

— Уверены, Джон? В море — безусловно, но на суше, в толпе на верфях, где полно иностранцев всех мастей и убеждений? Кто обратит внимание на человека с аркебузой или арбалетом среди сотни людей, занятых своими делами? Дрейку нужна защита — и вы ее обеспечите.

Тугой воротник сдавливал Шекспиру горло. Его бросило в жар, хотя в этой мрачной комнате было довольно прохладно.

— А леди Бланш Говард?

— А теперь, что касается леди Бланш Говард и всех прочих ваших обязанностей. У всех нас дел столько, что и вздохнуть некогда. Но как бы там ни было, у вас есть слуга, которому вы сможете поручить Дрейка, бывший моряк, господин Болтфут Купер. Полагаю, он хорошо знает сэра Френсиса.

Шекспир чуть не расхохотался. Спорить было бессмысленно. Уолсингем знал, что Болтфут в ссоре с Дрейком из-за того, что тот не отдал Болтфуту положенную долю крупного трофея, взятого на борт «Золотой Лани» с испанского корабля «Какафуэго». А еще он говорил, что после трех лет в море в компании Дрейка он больше никогда не ступит на палубу корабля, и уж точно не на борт судна, принадлежащего Дрейку. Вряд ли Болтфут обрадуется перспективе снова очутиться в обществе знаменитого Дракона.

Миновала ночь, когда кто-то разбудил Роуз Дауни. Рядом стоял Топклифф, тыча в нее своей тростью. Она встала, ее сердце отчаянно билось. Окоченевшими от холода руками Роуз сжимала младенца. Именно в это мгновение ребенок заплакал. От его пронзительного, монотонного крика, напоминавшего кошачий вопль, у нее по спине побежали мурашки, но Топклифф лишь улыбнулся.

— Он крещен в англиканской церкви? — спросил он и коснулся лица малыша, который смотрел на него своими странными, нечеловеческими глазами.

Роуз объял страх, но без этого человека ей не обойтись. Подруга говорила, что Топклифф знает все обо всех в городе, что он поможет ей, как помогал другим, но потребует большую плату.

— Мой малыш был крещен, сэр, самим епископом Лондона, но это — не мой ребенок.

— Значит, ты украла его.

— Нет, сэр, украли моего ребенка. Его подменили этим… существом.

— Дай-ка мне взглянуть на него при свете.

Топклифф наклонился к лицу ребенка. Он откинул полотняные пеленки с его головы и пристально принялся рассматривать малыша. Его лицо было маленьким и круглым, с широко посаженными глазами. Слишком широко. Подбородка, казалось, не было вовсе, а уши были расположены странно низко. Любая мать, подумал Топклифф, отказалась бы от такого выродка.

— Следуй за мной. Мой слуга Николас сказал, что ты здесь уже давно. Я надеру ему задницу за то, что он заставил тебя дожидаться на таком холоде.

Топклифф толкнул дубовую дверь, ведущую внутрь его дома. Роуз колебалась, боясь войти. Прихожую освещало пламя свечи, отбрасывающее странные тени из-за сквозняка от входной двери. Она сделала шаг вперед в пугающий сумрак.

На потемневшем сундуке лежала большая, с золотым обрезом, книга. Хотя Роуз и не умела читать, она догадалась, что это Библия. Топклифф отнял ее правую руку от ребенка и плотно прижал к книге.

— Клянешься ли ты Богом Всемогущим, что ребенок, которого ты держишь, тебе не принадлежит?

Роуз показалось, что в доме холодней, чем снаружи под студеным зимним ветром. Здесь очень странно пахло, словно она находилась на скотобойне. Она вспомнила скотобойню на Ньюгейт-стрит, где она покупала мясо для хозяйского стола.

— Клянусь, сэр, это не мой ребенок. Мой малыш, Уильям Эдмунд Дауни, был украден. Сэр, пожалуйста, помогите мне. Я знаю, что это только вам под силу.

— Где ваш муж, миссис Дауни?

— Он погиб, сэр. В прошлом месяце, когда он был в ополчении и находился на дороге Майл-Энд-Грин неподалеку от постоялого двора Клементс-Инн, его аркебуза взорвалась.

С притворным сочувствием Топклифф коснулся ее руки, затем притянул Роуз к себе.

— Мне жаль слышать это, миссис Дауни. Англии нужны такие мужчины. С хорошенькими женами подобное не должно происходить.

Глаза Роуз наполнились слезами при воспоминании о трагедии, но она сдержалась. Тогда, месяц назад, она была уже на сносях, а муж поздно приходил домой после учений, где он овладевал умением обращаться с аркебузой и пикой. Роуз знала, что он, как и тысячи других добропорядочных мужчин, исполнял свой долг, неделями упражняясь в поле или среди кирпичных стен артиллерийского двора. Он сам пошел на службу, записавшись в состав добровольцев гильдии плотников. Такие мужчины, как ее муж, должны были остановить испанцев. В тот день Роуз ждала его на дороге, но так и не услышала его бодрой поступи и не увидела его широкой улыбки. Навстречу Роуз вместо ее супруга вышли шесть членов его ополчения, толкая перед собой телегу, содержимое которой она приняла поначалу за тушу убитого животного. Затем она поняла, что в телеге окровавленные останки ее мужа, и потеряла сознание. Позже ей рассказали, что его аркебуза дала осечку, взорвалась и, разлетевшись на куски, перерезала ее мужу горло. Они были женаты меньше года: их обвенчал епископ Лондона, который позже крестил их дитя. Ее супруга звали Эдмунд, а Роуз звала его Мунд. Он был красив собой, этот широкоплечий сельский плотник с радушной улыбкой. В день их венчания они едва дождались благословения епископа, чтобы наконец уединиться в комнате, срывая друг с друга одежду. Когда он погиб, Роуз показалось, что жизнь кончена. По ночам она тосковала по его телу. Воспоминания о нем вызывали у нее лишь слезы. А когда спустя неделю родился малыш, Роуз почувствовала, что жизнь понемногу возвращается к ней. Это был чудесный здоровый ребенок, мальчик. Она дала ему имя Уильям Эдмунд, но звала его Мунд, как когда-то называла его отца. Он должен был стать новым мужчиной в ее жизни.