За мной должок - Марина Серова Страница 8

Я кивнула.

— А может, кофе сварить?

— От кофе, пожалуй, не откажусь.

— Тогда подождите пять минут. Поскучайте.

Я пошла на кухню и стала колдовать над приготовлением напитка. Для столь высокого гостя кофе должен быть первоклассным. Размолов бобы в кофемолке, я залила порошок холодной водой и поставила на газ. Такому приготовлению кофе я научилась из одной передачи по телевизору, вели которую истинные ценители кофе. Одновременно с этим важнейшим процессом я мурлыкала себе под нос какую-то песенку и обдумывала ход беседы с Сабельфельдом. Наконец кофе был готов. Я разлила его по фарфоровым чашечкам и, поставив их на поднос, вошла в зал.

Владимир Иванович, свесив голову на левое плечо, дремал в кресле. Вероятно, усталость и спиртное сделали свое черное дело. В его возрасте это немудрено.

— Ну вот те здрасьте! Владимир Иванович! — Никакой реакции. Внутри у меня похолодело, по спине побежали мурашки.

Я поставила поднос на журнальный столик, на котором лежали мои косточки, вечером самопроизвольно выпавшие из моей руки и, выдав комбинацию 4 + 21 + 25, посоветовавшие мне критично оценить ситуацию.

Я потрогала Сабельфельда за плечо, и он медленно стал заваливаться на бок. Лицо и губы его были белыми как мел.

Я схватила его за руку. Пульс, едва ощутимый, замедленный, все же был. При легком сдавливании исчез совсем, то есть не было наполняемости.

О господи! Наверное, сердечный приступ. Я помчалась на кухню, достала из аптечки валидол и нашатырь. Вернувшись в зал, я попыталась привести его в чувство с помощью тампона, смоченного нашатырем, при этом шлепала его по щекам, опасаясь переборщить.

— Владимир Иванович, миленький! Откройте рот, возьмите валидол.

Безуспешно.

Я разжала ему зубы и затолкала валидол. Затем дрожащими руками набрала 03.

— Говорите. Вас слушают.

— Алло, девушка! Человеку плохо! Вероятно, сердце. Пульс очень слабый. Срочно приезжайте.

— Успокойтесь и назовите фамилию, имя, отчество и возраст.

Фамилию, имя, отчество я назвала, а возраст, к сожалению, я знала лишь приблизительно. И я сказала наобум:

— Пятьдесят. Пришлите, пожалуйста, реанимационную.

— Адрес назовите.

Я быстро продиктовала.

— Ждите. Машина будет.

Я положила трубку и взглянула на Сабельфельда, тяжело вздохнув. Он не подавал признаков жизни. Я снова проверила его пульс и обнаружила его с большим трудом.

В ожидании «Скорой помощи» я металась по квартире, как тигрица в клетке, ежесекундно выглядывая в окно и в глазок входной двери.

Долгожданный звонок заставил меня все же вздрогнуть. Я опрометью бросилась к двери. Врач, молодой высокий парень с усиками, быстрым шагом вошел в квартиру.

— Здравствуйте. Где больной?

Я провела его в зал. Он взял Сабельфельда за руку и тут же обернулся и как-то странно посмотрел на меня. Сердце мое предательски екнуло. Затем он, достав из чемоданчика фонендоскоп, расстегнул ему ворот рубашки и послушал сердце. А когда он, приоткрыв Сабельфельду веко, проверил зрачок, сердце у меня забилось в пятках, а челюсти выдали барабанную дробь.

— Он мертв, девушка. Вероятно, сердце отказало. Я уже ничем ему помочь не смогу. Вызывайте милицию. Он ваш родственник или знакомый?

— Знакомый.

Я во все глаза смотрела на него и не верила:

— Как мертв? Не может быть! Да сделайте же наконец что-нибудь! Вы же врач.

— Милая девушка, он уже начал остывать. Еще раз повторяю — я ничем не могу ему помочь. — Он развел руками.

— А может, это клиническая смерть? Может быть, еще можно его спасти? Возьмите его в реанимацию! — продолжала я упорствовать, хотя и понимала, что это глупо.

— Мы покойников не возим. Возьмите его за руку, и вы сами все поймете.

Я взяла Сабельфельда за кисть. Комментарии, как говорится, излишни. Врач направился к выходу.

— Извините за беспокойство, — прошелестела я одними губами, закрывая за ним дверь.

— Ничего. Это наша работа.

Вернувшись в зал, я снова схватилась за телефон, но, немного подумав, положила трубку. Я решила проверить документы Сабельфельда, чтобы не мямлить снова о возрасте, о других его данных.

Так, по крайней мере, я сама себе попыталась объяснить свои действия. Но если быть до конца честной, то это просто веление моего шестого чувства.

Хорошо же я буду выглядеть перед блюстителями порядка. Три часа ночи. В квартире одинокой женщины внезапно умер почти незнакомый ей мужчина.

— О-ля-ля, Таня. Похоже, позор и бесчестье дому обеспечены. Везет же мне, как утопленнику. Осталась без клиента, без работы, да еще в столь двусмысленном положении.

Достав из нагрудного кармана документы, я извлекла из них всю нужную мне информацию и вернула их на место.

Сабельфельду, оказывается, было пятьдесят три года. Затем, вновь подчинившись велению интуиции, я обыскала одежду своего бывшего клиента, причем весьма тщательно, по всем правилам. И под воротником пиджака сзади нашла весьма интересную штучку, присутствие которой говорило о том, что беседа на нейтральной территории все равно бы не удалась без свидетелей. Это был «клоп».

Привет семье, как говорится. Подумав, я смыла его в унитаз. Чужого мне не надо. Набрав 02 и бегло обрисовав ситуацию, я уселась в кресло и тупо уставилась на двенадцатигранники. Взяв их в руки и перетасовав, мысленно задала вопрос: «Что ж теперь-то будет?» И бросила их на стол.

35 + 1 + 22 — «У вас есть тайные враги, о которых вы и не подозреваете».

Вот так. Враг в тылу. А я безоружна и беззащитна. Блеск.

Впервые гадание проходило в столь пикантной обстановке: на столе остывший нетронутый кофе, в кресле рядом остывающий покойник, в другом зеленоглазая ворожея со сбившейся от частых в последние полчаса хватаний за голову прической, с магическими костями в руках. Весьма романтическая сцена. Прямо как в средневековом романе.

Я еще не успела отыскать врага в тылу Сабельфельда, зато приобрела его в своем. Очень мило. п

Я взяла чашку с кофе, отхлебнула и, брезгливо поморщившись, поставила ее на место.

Прокол, конечно, непростительный. Проверив его кабинет, я не придала значения одежде. Значит, все беседы, которые мы вели с Сабельфельдом, самым замечательным образом прослушивались. Слегка поворочав клетками серого вещества, я пришла к выводу, что «клоп» — дело рук близкого человека. Сложно постороннему угадать, какой костюм наденет Сабельфельд, — слишком уж дорогостоящая операция.

Единственный вывод напрашивался сам собой. Как вы уже догадались, дорогой читатель, я, конечно же, подумала о своей тезке. Кстати, я ее даже не известила о смерти мужа. И кроме того, внизу сидел в машине, дожидаясь Сабельфельда, ничего не ведавший Геннадий. А я совсем забыла об этом. И недостойно хорошего детектива помнить в такие моменты лишь о себе, родной. Срочно надо это дело поправить.

Конец ознакомительного фрагмента