Белый зной - Сандра Браун Страница 8

– Хотя бы намекни.

Бек знал, что о бизнесе Хафф готов говорить всегда, даже в день похорон сына.

– Вы слышали когда-нибудь о человеке по имени Чарльз Нильсон?

– Не припоминаю. А кто он?

– Адвокат профсоюзов.

– Ублюдок.

– Это определенно синонимы, – криво улыбнулся Бек. – Он написал нам письмо. Копию я положил в папку. Мне необходимо знать, как вы хотите, чтобы я ему ответил. Это не срочно, но ответить надо. Так что не ждите слишком долго, просмотрите письмо.

Они вместе пошли к двери.

– Этот Нильсон, что он за адвокат?

Бек замялся, но, когда увидел, что Хафф начинает сердиться, махнул рукой, словно говоря «я сам этим займусь».

– Он делает репутацию в другой части страны, – ответил Бек. – Но мы сможем справиться с ним.

Хафф похлопал его по спине.

– Я доверяю тебе на все сто. Кто бы ни был этот сукин сын и кем бы себя ни мнил, от него только воспоминание останется, когда ты с ним закончишь.

Хойл открыл дверь. Через широкий холл они видели непарадную гостиную с высокими окнами, которую Лорел превратила в оранжерею. Там росли папоротники, орхидеи, фиалки и другие тропические растения. Комната была не только ее гордостью и радостью, а предметом гордости Клуба садоводов Дестини, председателем которого Лорел была несколько лет подряд.

После ее смерти Хафф нанял специалистов из Нового Орлеана, которые приезжали в Дестини раз в неделю, чтобы ухаживать за растениями. Он хорошо им платил, но не забыл пригрозить судебным иском, если хотя бы одно из растений погибнет. Оранжерея оставалась самым красивым помещением в доме, но туда почти никто никогда не заходил.

А теперь там за пианино спиной к ним сидела Сэйри, опустив голову к клавишам.

– Ты сможешь убедить Сэйри поговорить со мной, Бек?

– Я едва убедил ее поговорить со мной.

Хафф подтолкнул его вперед.

– Постарайся еще раз.

– Мы не могли бы начать с чего-нибудь полегче? – через плечо спросил Бек. – С Чарльза Нильсона, например? Или с Третьего рейха?

– Вы играете?

Сэйри повернулась. В оранжерею вошел Бек Мерчент, руки он засунул в карманы брюк. Он подошел к скамье, стоявшей у фортепьяно, с таким видом, словно ждал, что она подвинется и даст ему место. Но Сэйри не шевельнулась.

– Мне любопытно, мистер Мерчент.

– И мне тоже. Мне любопытно узнать, почему вы не называете меня Беком.

– Откуда Хафф узнал, что я приехала на похороны? Ему кто-то сообщил о том, что я еду?

– Он надеялся, что вы приедете, но никаких гарантий у него не было. Мы все разглядывали толпу, пытаясь обнаружить вас.

– В церкви ни он, ни Крис не дали понять, что знают о моем присутствии.

– Но они знали.

– Что-то витало в воздухе?

– Нечто подобное, полагаю. Родственные связи. – Он помолчал, будто ждал, что она рассмеется. Когда Сэйри промолчала, Бек снова заговорил: – Неужели вы и в самом деле полагали, что темные очки и шляпа помогут вам остаться незамеченной?

– Я знала, что на похоронах будет много народу. Я надеялась затеряться в толпе.

Бек помолчал, потом заметил:

– Думаю, вы никогда не сумеете затеряться в толпе, Сэйри.

Комплимент был изящным, полным многозначительности и недосказанности. Она на него не напрашивалась и не любила лести. Так что если Мерчент рассчитывал на игривое «спасибо» с ее стороны, то его ожидало разочарование.

– Если бы вы не надели шляпу, Хафф и Крис сразу же заметили бы вас, – сказал Бек. – Я бы заметил, а мы ведь даже не были знакомы.

Шляпу Сэйри давно сняла – она давила на виски. Уйдя в оранжерею, Сэйри избавилась от заколки и распустила волосы. От влажного воздуха они снова стали виться, хотя обычно Сэйри не давала им такой возможности, высушивая феном и используя специальный бальзам для распрямления волос. Когда она проходила по коридору, то в одном из зеркал увидела свое отражение и поняла, что ее волосы снова превратились в непослушную гриву, как это бывало в юности.

Солнечные лучи, проникавшие в оранжерею ее матери, высвечивали каждый завиток, играли бликами на волосах. И то, как Бек Мерчент рассматривал ее волосы, заставило Сэйри пожалеть, что она не сидит в густой тени.

И еще ей не понравилось, что приходится запрокидывать голову, чтобы поговорить с ним. Альтернативой был разговор с пряжкой его брючного ремня. В любом случае она оказалась в невыигрышном положении. Намереваясь уйти, Сэйри скользнула к концу скамьи.

– Прошу прощения.

– Интересное имя.

Она замерла и посмотрела на него через плечо.

– Простите?

– Сэйри. Кто вас так назвал?

– Моя мать.

– Это семейное имя?

– Так звали ее бабушку по отцовской линии.

– Мне нравится.

– Спасибо. Мне тоже нравится.

– Долгое время после того, как я стал работать на вашу семью, я не знал, как оно правильно произносится.

– Как написано, так и произносится. Да и какое это имеет значение?

– Очевидно, никакого.

Сэйри снова сделала попытку уйти, но Бек помешал ей.

– Вы так и не ответили на мой первый вопрос, Сэйри.

На этот раз она повернулась к нему всем телом.

– Вы пытаетесь казаться умным?

– Нет, просто стараюсь поддержать разговор. Но что бы я ни сказал, вас все раздражает. Отчего это?

Сэйри громко вздохнула и сложила руки на груди.

– Я не помню вашего вопроса.

Он кивком головы указал на фортепьяно:

– Вы играете?

– К сожалению, нет. Мама записала меня на уроки музыки, когда мне было восемь, и требовала, чтобы я занималась по часу каждый день. «Потому что молодая леди должна уметь играть на музыкальном инструменте», – так она говорила. – Сэйри улыбнулась, вспоминая, как мать выговаривала ей за нежелание заниматься каждый день. – Мама пыталась обуздать меня, но в конце концов сдалась, объявив меня необучаемой. Для игры на пианино необходимы способности и самодисциплина, а ни того, ни другого у меня не оказалось.

– В самом деле? – Бек сел рядом с ней, спиной к клавишам, бедро к бедру, лицом к лицу. – Вам не хватает самодисциплины?

– Я говорю о том времени, когда мне было восемь, – Сэйри старалась говорить непринужденно. – С тех пор многое изменилось.

– Надеюсь, не в ущерб необузданности. Рыжеволосая женщина с самодисциплиной – это потеря для общества.