Похищение Данаи - Владимир Соловьев Страница 8

— Еще не хватало! Все равно он эту границу не очень различал.

— Это и называется экзистенциальным существованием. Куда хуже, если б в стихах он был одним, а в жизни — другим.

— Ты, я вижу, была лицом заинтересованным в их конфликтах, — удивился я. — Мне казалось, что хотя бы из женской солидарности…

— При чем здесь женская солидарность? — возмутилась Галя. — Просто я люблю его стихи.

— Я тоже.

— Ты не знаешь новых. Он написал цикл антилюбовной лирики с легкоугадываемым адресатом.

— Вот видишь! Выходит, он черпал вдохновение из семейных конфликтов. Подзаряжал свою творческую батарею, которая, кто знает, без них давно бы уже села.

— У него есть даже стихотворение об убийстве жены.

— Ну и что с того! — не выдержал я. — То ты ее поливаешь, то на него убийство вешаешь.

— Дурак, — спокойно сказала Галя.

— Он написал его после убийства Лены? — спросил я.

— Нет, раньше.

— А милиции про этот стишок известно?

— Надеюсь, нет.

— Подозреваешь Сашу?

— Я этого не говорила. Совсем наоборот — на убийцу не тянет. Да и не из тех, для кого пусть лучше умрет, чем достанется другому. Хоть парочка еше та: истеричка и психопат, — сказала Галя, не отвечая на мой вопрос. — И как психанет, сразу же кота на руки и юрк в ванную. Чтоб успокоиться. Самотерапия. Уверен, что это снижает давление. А в ванной стихи сочинял. С котом вместе. Чем меньше печатали, тем лучше он писал.

— У него повышенное давление?

— Скорее подскакивающее. В стрессовых ситуациях. А Лена ему таковые создавала по нескольку раз в день. Ты хоть знаешь, как все произошло?

— В общих чертах. Саша стоял под душем, а когда вышел с полотенцем входная дверь настежь, на пороге лежит Лена. Кошмар какой-то.

— Кошмар, — согласилась Галя и добавила: — Она лежала в собственных экскрементах — при удушении, оказывается, происходит ослабление анального отверстия. Шейный позвонок был сломан. Вид неприглядный. Макабр.

— Ты так говоришь, как будто сама присутствовала.

Не очень понравилось, что Галя вдается в такие подробности, словно смакуя их.

— Знаешь, гоняться за женой с ножом, выясняя отношения, — это совсем не то же самое, что придушить ее, — сказал я. — Разве что в состоянии аффекта.

— Вот и я так думаю. Но учти — ни ты, ни я никогда не испытывали таких приступов ревности, как Саша. Одно — когда тебе изменяет любовница, которой ты тоже изменяешь, и совсем другое — когда ты водрузил бабу на пьедестал, а теперь подозреваешь, что она трахалась с твоим лучшим другом. У Саши, правда, есть одно оправдание, хотя оно как раз и подозрительно.

— Ну, то, что он сам винит себя в ее смерти. Что заперся в ванной сразу после скандала.

— Скандала?

— Очередного. Но ты прав: семейная ссора — еще не убийство. Пусть даже на этот раз, по его же словам, у них было хуже обычного. Вот он и заперся в ванной, хоть у них и был уговор не запираться.

— Уговор?

— Из-за кота. В ванной стоял кошачий унитаз.

— У них все тот же кот? Нервный такой сиамец?

— Нет, сиамец умер. От закупорки мочевого канала — камни в почках, а в результате интоксикация всего организма. Они в это время как раз выясняли отношения, не до кота было, вот и проморгали. Невинная жертва их параноидаль-ной сосредоточенности друг на друге. Потом попрекали друг друга его смертью. Пока не подобрали на улице нового — беспородный такой, дворняга, в боевых ранениях весь, ухо оторвано, но куда более управляемое существо, чем сиамец. Тот, как ни приду, прятался. А этот контачит, на колени вскакивает, трется, мяучит, кайф ловит.

— Странно, что он ничего не слышал, — возвратился я от кошачьих свойств к человечьим. — Ни звонка в дверь, ни криков.

— Это-то как раз понятно. Во-первых, закрыта дверь, во-вторых, душ, в-третьих, Саша немного туговат на ухо. Когда милиция приехала по его вызову, он им напрямки заявил, что во всем виноват он. Как я понимаю, в метафорическом смысле. Согласно своему самоедскому принципу, что он — говно. А они поняли буквально и взяли его. Он был в шоковом состоянии, не понимал, о чем спрашивают, отвечал невпопад, о Лене рассказывал в настоящем времени, будто она жива, не помнил, что именно произошло, не говоря уж о последовательности событий, — все путал. Настолько зарапортовался, что выходило, будто он заперся в ванной уже после смерти Лены, но потом, слава Богу, пришел в себя и выдал новую версию. Был как в нокауте, да и сейчас еще не совсем очухался. Сам увидишь. Тогда его подвергли психиатрической экспертизе, заподозрив в симуляции, чтоб скостить срок. Но врачи сказали, что у него и вправду провалы в памяти, как у тех, кто попал в автокатастрофу. Какая-то часть мозга человека отказывает в самый решающий момент, не в силах ни регистрировать происходящее у него на глазах, ни воспроизвести его спустя некоторое время. В таком состоянии человек может признаться в самых невероятных поступках, которые никогда и никак не мог совершить. По-научному это называется ретроградная амнезия: частичная блокада памяти. Обычно она рано или поздно восстанавливается, белое пятно постепенно заполняется реальным содержанием. Саша два дня отсидел, я к нему на свиданки бегала, но там в конце концов разобрались, что к чему, и выпустили. Странно только, что на полу обнаружили мокрые следы — получалось, что Саша выбежал из ванной даже не вытершись, голый и мокрый.

— Может, он все-таки услышал звонок, но не сразу среагировал?

— Звонка могло и не быть.

— Дверь взломали?

— Зачем взломали? Открыли ключом.

— Кто?

— Да хоть я.

— У тебя был ключ от их квартиры?

— Почему был? Есть.

— ?

— Иногда я кормила кота во время их отлучек, хоть мне и далеко ездить. Но что делать, когда не на кого было оставить?

— Могли Никиту попросить. У него мастерская в двух шагах. Или Саша ему и кота не доверял?

— Кота как раз доверял. Но чаще всего они отправлялись втроем. Знаешь, у них связь какая-то патологическая — с одной стороны, Саша дико ревновал к нему, а с другой — дня прожить не мог без него. Враги бывают ближе, чем друзья. А по отношению к Лене Саша был одновременно стражем и сводней. Ну, буквально случал их. Совместными этими поездками устраивал всем троим проверку. Включая себя. Представляешь, они даже один на троих номер снимали. Что ни говори, извращенцы — я о мужиках. А в тех редких случаях, когда супруги отваливали вдвоем, кота оставляли на Никиту. Вот почему у него второй ключ.

— У Никиты?

Я не мог скрыть удивления.

— А то у кого же! Его тоже таскали, когда все это случилось.

— Тоже? А кого еще?