Ложь под звездным соусом - Ирина Градова Страница 8

Пожалуй, Регина позабыла о проницательности коллеги – если даже у Алены возникли вопросы, чего уж говорить о Мамочке!

– Поговорим? – спросила между тем женщина. – Дело ведь не в деньгах по гражданскому иску, так?

– Ничего-то от тебя не скроется!

– Знаешь, когда человеку за шестьдесят…

– Ладно-ладно, не дави на жалость – ты еще всем нам фору дашь!

– Так почему? – посерьезнев, снова спросила Мамочка.

– Просто мне кажется, это правильно. Этот гад пытался изнасиловать Устинью, помнишь? А потом ее уволили – за то, что она защищалась!

– Этого мы не знаем, – рассудительно заметила Мамочка. – Это она так говорит.

– Я ей верю. Она сильная и умная, знает, чего хочет…

– То есть она похожа на тебя?

– Не в этом дело! Когда она пришла ко мне в тот, первый раз, то сказала, что мечтает наказать руководство «Пугачеффа» за отношение к работающим там женщинам.

– Боже, как пафосно!

– Ничего не пафосно – давно пора этим заняться. В Америке или в Европе, вон, тетки умеют за себя постоять. Они заставили себя уважать, а мы тут, в России, все боимся кого-то пошевелить, растревожить осиное гнездо, все извиняемся за то, что мы женщины. Это неправильно! Я хочу порвать эту «теплую» компанию в клочья, доказав, что им придется заплатить не только за вынужденное увольнение Устиньи, но и за то, что мужики считают, что могут вытирать о нас ноги. Устинья, перед тем как прийти ко мне, нарыла кое-какую информацию насчет женщин, пострадавших от посягательств Сугривина. Ни одна из них больше не работает в «Пугачеффе», и это может значить одно из двух: либо их уволили так же, как и ее…

– Либо они, от греха подальше, уволились сами, предпочитая личное спокойствие карьере и зарплате, – закончила за нее Мамочка. – Хочешь, чтобы я поискала информацию об исках или заявлениях, если таковые подавались?

– Хорошая мысль, хотя вряд ли что-то найдется, раз Сугривина так и не привлекли. Похоже, дельце предстоит грязное!

– Я на твоей стороне, помнишь? – ласково потрепала ее по плечу Мамочка. – Только убедись в том, что ты действуешь как адвокат, а не как член группы поддержки «униженных и оскорбленных», идет? Кстати, как ты собираешься заставить «Пугачефф» платить? Ты в курсе, какие компенсации по гражданским искам назначают в России?

– А кто сказал, что я намерена доводить до суда?

– Так ты хочешь заключить мировое соглашение с концерном? – Лицо Мамочки просветлело.

– Под угрозой разоблачения их шовинистической политики, думаю, они сочтут за благо раскошелиться и выложат столько, сколько мы запросим. А пока, – добавила Регина, – давай-ка просто вытащим Устинью!

* * *

Как и предполагала Регина, слушание много времени не заняло. Устинья Попкова не имела приводов, а потому вряд ли могла считаться социально опасной личностью. С судьей Регина была хорошо знакома, а потому ее поручительства и суммы в двести пятьдесят тысяч рублей оказалось достаточно для освобождения под залог.

– Где вы взяли такие деньги?! – спросила девушка, в ужасе от названной суммы. – У меня столько не наберется!

– Не переживайте, – успокоила ее Регина. – Во-первых, внести нужно всего десять процентов… А во‑вторых, ты невиновна, поэтому я ничем не рискую.

– Значит, вы мне поверили?

Они сидели в кафе с видом на Казанский собор. Мимо проносились машины, разбрызгивая по сторонам растаявший снег. На дворе конец марта, но неожиданно Питер накрыл снегопад, какого не случалось за всю минувшую зиму. Тем не менее дневная температура была уже весенней, а потому вместо сугробов, которые лежали за городом и в северных районах города, в центре снег превратился в грязную жижу, смешанную с машинным маслом и пылью. Устинья уплетала киш с лососем, Регина цедила уже третью чашку кофе.

– Поверила, – подтвердила она, задумчиво глядя в окно. – Думаю, у вас не было причин убивать Сугривина… Кстати, вы связывались с адвокатом, которого я рекомендовала?

– Да, – кивнула девушка, глотая большой кусок киша. Она ела с аппетитом, присущим молодым, и Регина наблюдала за ней даже с некоторой завистью, так как сама давно разучилась испытывать удовольствие от простой пищи. – Он сказал то же, что и вы: раз изнасилования не было…

– Ясно. Плохо, что у вас отсутствует алиби! Уволил вас начальник финансового отдела, а не покойный – значит, чисто формально, у вас не было причин его убивать – если, конечно, мстили вы не за увольнение, а за попытку изнасилования. Кто-нибудь видел, как вы выходили из кабинета Сугривина в тот день?

– Не знаю, было уже поздно…

– Ваш вид в тот момент вряд ли оставлял сомнения в том, что происходило за закрытыми дверями!

– Сугривин порвал мне блузку… Но ведь это значит, что он действительно напал на меня, разве нет? А я защищалась!

– Это если найдутся свидетели, иначе у нас есть только ваше слово. Обвинение строится на трех пунктах. Первый: вы утверждаете, что ваш бывший начальник пытался вас изнасиловать.

– Утверждаю?

– Второй пункт: вас уволили. Формально этот факт не связан с первым пунктом, поэтому его еще нужно доказать. Подозреваю, что руководство станет всячески отрицать любую возможность того, что происшедшее – правда. Но вот что действительно не требует доказательств, так это ваше увольнение и то, что вы считаете покойного Сугривина виновником ваших несчастий.

– Но ведь так оно и есть! – возмущенно воскликнула Устинья.

– Пока мы ничего не можем ни подтвердить, ни опровергнуть, я лишь обрисовываю ситуацию, чтобы вы поняли: работа предстоит большая.

– Вы говорили о трех пунктах. Полагаю, третий – это отсутствие алиби на время убийства?

– Верно. Это – самое слабое звено следствия, так как на орудии убийства ваших отпечатков нет.

– В тот день было холодно, и убийца наверняка надел перчатки.

– Тоже правильно. Судя по тому, что лом лежал прямо там, в гараже, преступление носило непреднамеренный характер. Однако Сугривин был крупным мужчиной, и удары потребовали бы от его противника недюжинной силы. Вы занимаетесь спортом?

– Занималась.

– Каким?

– Волейболом.

– И как долго?

– Лет пять.

А по ней и не скажешь – худая, как щепка!

– Как я понимаю, об этом распространяться не стоит? – спросила Устинья.

– Точно. Правда, если дело все-таки дойдет до суда, прокурор вполне может это выяснить… А может, и нет. Так что, пока помалкивайте о своих «олимпийских» рекордах, ладно? Кстати, у вас нет предположений, что Сугривин мог делать в гараже между одиннадцатью и двенадцатью часами вечера – не поздновато ли он задержался?