Проклятая реликвия - Майкл Джекс Страница 8

Узкая улица выглядела оживленной. Грузчики таскали большие тюки шерсти или толкали перед собой ручные тележки, нагруженные товаром с причала. Обычная толпа зевак и ремесленников, женщин и стариков толкалась вокруг полосатых холщовых палаток по обеим сторонам грязной улицы. Попрошайки и калеки жались к стенам, а у ворот церкви прокаженный с надеждой протягивал миску за подаянием. За неуклюжими ларьками располагались постоянные лавки. Там хозяева откидывали на петлях ставни и выкладывали на получившиеся прилавки свой товар.

Но Роберт Бландус ничего не собирался покупать, ему требовался только ночлег, и он смотрел вверх, боясь пропустить вывеску местного трактира. Поскольку читать умел лишь один человек из сотни, таверны рекламировали себя вывесками над дверью. Рассматривая вывески, он нашел три знакомых знака — куст, якорь и корону. Бландус выбрал корону, потому что она выглядела не такой обветшалой, как остальные, пригнулся и вошел.

Большая комната, занимавшая весь первый этаж, освещалась только пламенем большого очага, горящего в вырытой в середине комнаты яме. Кольцо из больших камней, скрепленное запекшейся глиной, отделяло очаг от камыша, разбросанного по полу. По стенам тянулись скамьи. Несколько табуреток и лавок стояло вокруг очага.

В комнате было полно мужчин, а из одного угла раздавался сиплый хохот парочки шлюх, которые выплясывали с заезжими путешественниками. Воздух казался спертым из-за древесного дыма, пота и пролитого эля; в общем, обычная атмосфера оживленной таверны.

Бландус прошел в дальний угол пивной, не обратив внимания на богохульную брань молодой служанки с подносом, заставленным кружками эля, которая на него натолкнулась. Он отыскал хозяина, угрюмого мужлана с лицом, сильно изуродованным оспой, и договорился о ночлеге и еде. За пенни ему пообещали ужин, две кварты эля и свежую солому на чердаке. Трактирщик показал на широкую лестницу в углу, Бландус скинул поклажу и потащил ее наверх.

Там он увидел дюжину набитых соломой и папоротником дерюжных мешков, лежавших рядами под стропилами крытой тростником крыши. Он выбрал тюфяк, лежавший ближе всех к тусклой сальной свече, мерцавшей на полке, и бросил рядом свою поклажу. На чердаке пока было пусто, но коробейнику хватило осторожности вытащить из своего дорожного мешка маленький кожаный сверток и спрятать его в сумку на поясе.

Внизу ему принесли обещанный ужин и поставили его на грубо сколоченный стол под лестницей, возле целого ряда бочонков эля и сидра. Служанка-сквернословка швырнула ему под нос глиняную миску с бараньей похлебкой, добавив толстый ломоть черствого хлеба с куском жирной вареной свинины. К похлебке полагалась ложка, кое-как вырезанная из коровьего рога, но свинину Бландус ел с помощью собственного кинжала. Потом ему принесли полбуханки ржаного хлеба и кусок твердого сыра, и он решил, что еда была вполне приличной по количеству, если не по качеству; впрочем, после нескольких дней корабельной пищи он не был склонен жаловаться. Выпив две большие кружки сносного эля, он почувствовал, что засыпает, да и на улице совсем стемнело.

Поднимаясь вверх по лестнице, Бландус прочувствовал и свой возраст — почти пятьдесят — и последствия трехдневной болтанки через пролив на маленьком судне, поэтому с радостью опустился на соломенный тюфяк. Он снова открыл дорожный мешок и вытащил из него шерстяной плащ, чтобы укрыться, не удержался и решил еще раз посмотреть на свое самое ценное приобретение. В тусклом свете сальной свечи он порылся в поясной сумке и развернул кожаный сверток, вытащив из него небольшую деревянную шкатулку, украшенную замысловатой резьбой и позолоченной фольгой, большая часть которой уже отлетела, обнажив темное палисандровое дерево. Бландус откинул крышку и снова посмотрел на стеклянный сосуд внутри. Потом вытащил его, вынул позолоченную пробку и вытряхнул содержимое на ладонь. Хотя он уже несколько раз рассматривал эту вещь, она его по-прежнему интриговала — серый предмет, похожий на щепку, в несколько дюймов длины. Высохшая деревяшка, твердая, как камень. Поверхность местами была темно-коричневой; видимо, это и была так называемая кровь. Бландус и не верил, и его ничуть не волновало, что это действительно может быть частью креста, на котором распяли Иисуса. Зато, будучи знатоком реликвий, он знал, что эта вещь обладает огромной ценностью, поскольку к ней приложено необычное подтверждение подлинности.

Цинично, но здраво: он понимал, что если собрать все так называемые фрагменты Истинного Креста, которым поклоняются в аббатствах, монастырях и соборах по всей Европе, из них можно воссоздать не крест, а небольшой лес! Точно так же и части мощей святых и мучеников на самом деле зачастую принадлежали овцам, свиньям и даже птицам. Однако те церкви и аббатства, которые желали привлечь к себе приносящих прибыль паломников, не могли обойтись без одной-двух реликвий — и чем оригинальней выглядели претензии на подлинность, тем они были ценнее.

Роберт Бландус опустил реликвию обратно в сосуд и заткнул его деревянной пробкой. Он казался обычным коробейником, но на самом деле торговал религиозными реликвиями. В их поисках Бландус странствовал по дорогам Англии и часто наведывался во Францию, Испанию и даже в Италию, чтобы отыскать там освященные артефакты. Он гордился тем, что имел дело с реликвиями куда более высокого уровня, чем большинство торговцев, продававших самодельные или откровенно фальшивые предметы; он заработал себе доброе имя, потому что доставал хороший товар. Вот эта реликвия была замечательным прибавлением к его трофеям, потому что к ней прилагалось свидетельство о ее происхождении. Он порылся в шкатулке и достал из нее сложенную полоску пергамента, на которой была сделана короткая надпись на латыни. Сам он прочитать ее не мог, но церковник в аббатстве Фонтревол за серебряную монету перевел написанное: «Сие есть частица Истинного Креста, залитая кровью Господа нашего Иисуса Христа, хранившаяся в Храме Гроба Господня в Иерусалиме». Под текстом стояла подпись Джеффри Мэппстоуна, рыцаря, и, что было особенно важным, над датой — июль 1100 года — имелась небольшая восковая печать — оттиск перстня.

Бландус ухмыльнулся, осторожно положил на место сосуд и пергамент и завернул деревянную шкатулку. К счастью, на свидетельстве крестоносца о подлинности не было упоминания о проклятье Барзака, иначе ценность реликвии упала бы до нуля.

Лежа на соломенном тюфяке и стараясь не замечать нашествия блох, которые стремились воссоединиться со своими французскими собратьями, Бландус сонно перебирал в уме то, что рассказал ему церковник из аббатства. Тот был монахом какого-то небольшого ордена и трудился в архиве Фонтревола, знаменитого аббатства в Анжу, поэтому хорошо знал все сплетни и легенды этого места. Умасленный платой за перевод и несколькими кубками красного вина, он поведал Бландусу, что реликвию привезли в аббатство лет девяносто назад, в самом начале столетия. Ее продал аббатству некий Юлий, прибывший из Марселя, а туда его доставило судно из Святой Земли.

Ему заплатили золотом, потому что имелось подтверждение сэра Джеффри о подлинности реликвии, но в тот же вечер, когда Юлий направлялся к Луаре, чтобы сесть там на корабль, идущий назад к побережью, внезапно, при ясном небе, началась неистовая гроза, и Юлия ударило молнией. Церковник с удовольствием добавил жуткую подробность — когда нашли почерневший труп, обнаружили, что золото расплавилось в единый слиток и прожгло монаху живот!