Сакральный знак Маты Хари - Мария Спасская Страница 8

Малаец бесцеремонно ухватил святого отшельника за пегую гриву и с силой потянул вверх.

– Аккуратнее, – заволновался Макс, с тревогой наблюдая, как гид вытягивает из ящика похожую на мумию иссохшую фигуру, много десятков лет назад застывшую в позе лотоса.

– Что ему сделается? – беспечно откликнулся продавец.

– Он живой? – с сомнением в голосе протянул покупатель, заглядывая в застывшее шоколадное лицо отшельника.

– Живой, – уверенно кивнул малаец. – Это йогин, кудесник. Просто принял обет, потому и кажется мертвым. Не веришь? Вот, смотри!

Продавец вытащил булавку и быстро уколол йогина в сухую руку. И тут же на смуглой коже садху выступила алая капелька крови.

– Это твоя кровь, – недоверчиво прищурился Маслов.

– Сам уколи, – протянул булавку малаец.

Максим взял булавку и ткнул в выложенную на бедро ногу шивопоклоннику. И тут же увидел на кончике иглы кровавый след.

– Ты видишь? Это его кровь! Садху!

– Ну да, наверно, – нехотя согласился блогер. – И чем ты его кормишь?

– Его я не кормлю. Ему не надо.

– Вот и славно, меньше хлопот, – обрадовался россиянин, подхватывая легкого и сморщенного, как полая тыква, йогина и упаковывая его обратно в футляр. – Этот подарок отцу гораздо больше понравится. Хотя бы не смердит.

Подхватив ящик с двух сторон, парни устремились к выходу из храма. Солнце скрылось за гору, повеяло сыростью.

– Макс, давай скорее, сейчас как ливанет, – подгонял малаец, отстраненно наблюдая, как, вытряхнув подвижника и усадив его на траве, блогер любуется покупкой, со всех сторон направляя на него камеру. Само собой, с транспортировкой подарка могли возникнуть проблемы, но Макс планировал отправить ящик с дипломатической почтой, ибо в консульском отделе трудился его хороший приятель Сева Бутырцев.

– Не торопи меня, Дэвид, мне же надо снять парнишку на пленэре, – отмахивался Макс, слоняясь вокруг застывшей в позе лотоса фигуры.

– Я не хочу попасть под дождь. В джунглях – то еще удовольствие. Ты оставайся, я поехал, – малаец решительно двинулся к красному «Suzuki», и только тогда Маслов свернул видеокамеру и принялся торопливо убирать свое приобретение обратно в футляр.

Когда окислившиеся от времени медные клипсы на крышке были защелкнуты, путешественники укрепили лакированный ящик на сиденье так, чтобы оставалось место для Макса, и, то и дело поглядывая на затянутое тучами небо, тронулись в обратный путь.

Малайзия, о. Суматра, 190… год

Сита всегда знала, что так и будет. Знала с того самого момента, когда чумазой голодной девчонкой переступила порог затерянного в лесу храма, к которому отец целый день вел ее через джунгли. Они вышли с первыми лучами солнца и долго пробирались по едва заметной тропинке, проложенной пилигримами через непроходимые заросли, и отец виновато говорил:

– Ты не должна ничего бояться, девочка. Если Шиве будет угодно, бог разрешит тебе остаться в его доме и танцевать для него. Я видел, как ты танцевала на празднике урожая. Ты очень красиво танцевала. Я думаю, Шиве тоже понравится.

На празднике урожая Сита вместе с другими детьми всего лишь кружилась под звуки ситара, но слова отца придали ей уверенности в собственных силах и наполнили сердце гордостью. Танцевать для Бога! Такой чести мало кто удостаивается.

– А когда вырастешь, Шива возьмет тебя в жены. Ты станешь совсем как Парвати, будешь носить тонкое сари, расшитое золотом, богатые украшения и станешь почти что Богиней.

– Это правда, папа? – с восторгом прошептала девочка, запрокидывая голову и доверчиво глядя на отца. – За что мне такое счастье?

Высохший от работы и голода индус крепко сжал мягкую ладошку дочери и тяжело вздохнул. Меньше всего он хотел расставаться со своей любимицей, но после гибели двух старших сыновей, помощников и основных кормильцев, у них с женой на руках осталось двенадцать детей, десять из которых были девочками. Когда заболел еще один сын, надежда и опора семьи, мать отправилась за советом к деревенскому колдуну. Тот загнал за плетень принесенную женщиной курицу, раскинул перед хижиной гадальные кости и объявил, что несчастья оставят их семью только тогда, когда одна из дочерей станет девадаси.

Старшие девочки помогали матери в поле, поэтому выбор пал на самую младшую, Ситу. Озорная, подвижная, со смышлеными глазами на миловидном личике, она с утра до вечера носилась по деревне, словно обезьянка, карабкаясь по деревьям, чтобы пожевать сладкой смолки и покачаться на ветках. Сердце отца больно сжималось, когда он представлял себе, что его чудесную малышку постигнет судьба храмовой танцовщицы. Да, красивые наряды, дорогие украшения и вкусная еда – но что от нее потребуют взамен!

Искоса поглядывая на дочь, отец в душе лелеял надежду, что Сита жрецам не понравится и служители культа великого и грозного Шивы прогонят их домой, как это часто случалось с другими их односельчанами, пытавшимися пожертвовать дочь Божеству или попросту продать в храм, чтобы выручить немного денег. Несколько раз отец останавливался у антрацитовых лужиц, склонившись, зачерпывал ладонью теплую жирную грязь и мазал ею хорошенькое личико малышки. Сита отфыркивалась и смеялась – ей казалось это игрой. Но на тот случай, если жрецы все-таки сочтут его дочь подходящей для Шивы, отец старался облегчить тяжесть расставания и рассказывал Сите чудесные сказки про волшебный мир, куда ей предстоит попасть.

Так, увлекая Ситу за собой и следуя едва заметным ориентирам, индус пробирался по узкой тропинке сквозь мангровые болота до тех пор, пока перед ним не открылась залитая солнцем поляна, посреди которой возвышалась белоснежная громада храма Шивы, сработанная из искрящегося в закатных лучах белого кварца. Перед высокими, украшенными резьбой сандаловыми дверьми красовалась статуя огромного слона, расписанная яркими красками, и девочка испуганно косилась на изваяние все то время, что отец тащил ее, упирающуюся, ко входу в святилище.

Неподалеку от храма виднелись жалкие лачуги, в которых находили приют странники. Шафрановыми тогами бродячих йогинов-садху с горизонтальными белыми полосами на лбу была заполнена поляна перед храмом, и Сита жалась к ногам отца, дичась чужих, незнакомых людей с безумно горящими глазами, творящих диковинные вещи. В основном это были мужчины, но изредка встречались и женщины, одетые в праздничные одежды. Странники приходили по уходящей в лес неширокой дороге, ведущей к городу. Некоторые ехали в тележках, запряженных зебу, но большая часть паломников передвигалась пешком. Многие ползли на коленях, на четвереньках или по-пластунски, извиваясь, как змеи, на животе, в зависимости от того, какой дали обет.

Сита во все глаза смотрела на безумцев, но стоило им с отцом только войти в храм, тут же забыла о них, ибо среди резных колонн, дымящихся благовоний и золотого убранства увидела Шиву, стоящего у алтаря. Он был лет на десять старше Ситы и так красив, что девочка даже зажмурилась, чтобы глазам не было больно. Но и тогда перед мысленным взором ее лучился образ прекрасного божества с гибким станом, щедро украшенным блестящими ожерельями, в тонких шелковых шароварах цвета небесной лазури и с золотыми бубенчиками на ногах. Вот бубенчики зазвенели, и девочка открыла глаза, поймав на себе внимательный взгляд его тонко подведенных глаз.