Химеры картинной галереи - Анна Князева Страница 8

Но Осташевский прервал ее:

– Не стоит спешить с выводами. Препарат попал в его организм вместе с напитками или с пищей.

– Подсыпали?

– Подсыпали или подмешали – не имеет значения, – заключил Осташевский. – Главное – факт. Кто-то преднамеренно убил Шимаханского. Осталось только выяснить, кто.

Они уже стояли в фойе, и Надежда Раух ждала, когда следователь выйдет за дверь. Но у Осташевского были стальные нервы – он не спеша сложил документы в папку и так же неторопливо ее застегнул. Когда пришло время одеваться, Надежда помогла ему вдеть руку в рукав куртки. Разгадав природу ее услужливости, Осташевский кривенько усмехнулся.

– Благодарю вас…

Из мужской гостиной вышли полицейские в сопровождении Вороновича. Последней из-за двери показалась Ираида Самсоновна.

– Мы закончили, – сообщила она дочери.

Осташевский и полицейские двинулись к выходу. Вадим Воронович задержался возле Надежды:

– Для всех нас смерть Антона Геннадьевича – большое потрясение. Невосполнимая потеря. Боюсь, что сегодня я вел себя некорректно. Прошу меня извинить.

Надежда ответила ничего не значащей фразой и с радостью закрыла за ним дверь. Ей так сильно хотелось этого, что она обошлась без охранника.

– Нам нужно поговорить, – сказала Ираида Самсоновна.

Они прошли в гостиную и, сев на диван, несколько мгновений молча смотрели друг на друга. Наконец Надежда обронила:

– Что скажешь?

– Это катастрофа, – проговорила Ираида Самсоновна. – Работы в мужской гостиной остановлены. Рабочих снова пришлось отпустить.

– Если бы только это…

– Что еще?

– Вчера на приеме Шимаханскому подсыпали препарат, который его убил. Так сказал следователь.

– Что за вздор!

– Между прочим, Осташевский считает, что это сделал кто-то из нас.

– На приеме присутствовало около сорока человек.

Надежда отвела от матери глаза и остановила взгляд на картине. При виде хрупких девичьих плеч на фоне заиндевевших ветвей она зябко поежилась и спросила:

– Что делали полицейские в примерочной и мужской гостиной?

– Осматривали помещения. Один из них допрашивал Тищенко.

– Слышала, о чем говорили?

– Краем уха, – ответила Ираида Самсоновна. – В основном о его знакомстве с Шимаханским и о точном времени последней примерки.

– Еще что-нибудь?

– Мне кажется, криминалист что-то нашел.

– Что? – с тревогой спросила Надежда.

– Я не рассмотрела. Видела, как он что-то поднял с пола, сунул в пакет и спрятал в свой чемодан.

– Я чувствовала, ничем хорошим это не кончится… – Надежда закрыла глаза и замерла, как будто к чему-то прислушиваясь.

– Прошу тебя! – взмолилась Ираида Самсоновна. – Оставь эту привычку! Ты уже не маленькая, детство давно закончилось.

– Детство тут ни при чем, – Надежда открыла глаза и поискала взглядом Викторию:

– Куда делся Лев?

Виктория приподнялась из-за конторки:

– Пока вы говорили со следователем, он кому-то звонил и, когда дозвонился, сразу уехал.

– Вот и жди от него помощи… – обронила Ираида Самсоновна.

– Ты опять?.. – спросила Надежда.

Ираида Самсоновна встала с дивана:

– Я вообще могу ни во что не вмешиваться, – она взглянула на часы: – Через несколько минут у Тищенко будет примерка.

– Придет Сергей Аполлинарьевич Козырев, – сказала Виктория.

Надежда вспомнила его разговор в темной примерочной. Теперь этот разговор казался ей подозрительным.

Тем временем в гостиной показался Анастас Зенонович. Он был свеж, чисто выбрит, одет в белоснежную сорочку, черно-серый полосатый жилет и подпоясан маленьким фартуком с карманом для иголок и мела. Тищенко держал в руках плечики с клетчатым пиджаком.

В дверь позвонили, Ираида Самсоновна вышла в фойе. Из гостиной Надежда наблюдала за тем, как Сергей Аполлинарьевич отдал охраннику пальто и поправил перед зеркалом галстук. Войдя в гостиную, он подошел к Надежде, взял ее руку.

– Рад видеть, – Козырев оглянулся на Тищенко: – Приветствую вас, Анастас Зенонович. Если позволите, я ненадолго отвлекусь.

Закройщик ушел в примерочную комнату, Козырев присел рядом с Надеждой.

– Узнал о преждевременной кончине Антона Геннадьевича. – Он грустно вздохнул: – Еще вчера Шимаханский был полон жизненных сил.

Выбор темы для разговора свелся к одной. Надежда проронила:

– Мне очень жаль.

Козырев продолжил:

– По дороге сюда мне в голову пришла хорошая мысль. Хочу обсудить ее с вами, – заметив в глазах Надежды интерес, он спросил: – Как вы относитесь к высокой моде? Неужели вам никогда не хотелось сделать свою коллекцию?

Надежда опустила глаза.

– Я слишком хорошо знаю себя и свое место. Мое дело – шить красивые и качественные вещи. В отечественной моде без меня много дизайнеров, которым нечего сказать и они без особого успеха перекраивают чужие идеи.

– Вы молоды, талантливы, обладаете необходимыми знаниями. Кажется, закончили Лондонскую школу Святого Мартина?

– Училась там, но это было давно, – Надежда посмотрела ему в глаза: – Сергей Аполлинарьевич, к чему этот разговор?

– Есть определенная цель, – Козырев говорил уверенно, осознавая свою значительность. – Администрация города вкупе с пятью известными российскими фондами проводит конкурс молодых дизайнеров одежды. Победитель примет участие в показах Недели высокой моды. В проекте участвуют серьезные люди, на кону внушительный грант. Нарисуйте несколько моделей, сделайте коллекцию. И, чем черт не шутит, может, вам повезет?

– Лично вам это зачем?

– В числе немногих других я спонсирую этот проект и заинтересован в том, чтобы победил талантливый человек, а не чей-то бездарный ставленник, – Козырев снова взял ее руку, и она почувствовала тепло его ладоней. – Пообещайте мне, что подумаете.

Надежда засомневалась, предположив, что, возможно, участие в конкурсе – плата за молчание, и ей следует забыть о словах, звучавших в темной примерочной.

И все же она ответила:

– Хорошо, я подумаю.

Козырев встал.

– Я позвоню вам. Теперь, если не возражаете, пройду в примерочную к Анастасу Зеноновичу.

Он скрылся за дверью. К Надежде подошла Виктория и тихо проинформировала:

– Через тридцать минут придет Ермакова. Примерка новых сценических костюмов.