Игра в убийство - Тиана Веснина Страница 80

— К сожалению, возразить не могу, — согласился Кирилл. — Но это роскошная версия!

— Да? — брови Леонида поднялись вверх. — Поделись!

Кирилл в общих чертах рассказал о новых фактах в деле Лотарева.

— Не версия, а роман! — не преминул заметить Леонид.

Друзья протянули друг другу руки и пожелали удачи.

Кирилл шел по опустевшему театру, даже ковровые дорожки, и те отправились в отпуск. Дверь гримерной Марины оказалось закрытой.

«Где же она? — растерянно оглянулся по сторонам Кирилл. — А! Может быть, у Севы?»

Он поднялся по лестнице и вошел в приоткрытую дверь. Интуиция его не подвела.

Марина с Севой, склонившись над большим столом, с увлечением рассматривали эскизы.

— Не помешаю?

Марина подняла голову:

— А, Кирилл! Напротив, очень рада тебя видеть!

— Проходите, садитесь! — приветливо произнес Сева и подвинул к столу табурет. — Вот, рассматриваем эскизы к «Олимпу». Мариночка все недовольна… — не удержавшись, посетовал модельер.

— А это что за эскизы? — поинтересовался Кирилл, перебирая листы с набросками живописных костюмов. — Для «Жизели»?

— Это? — взглянул Сева. — Нет! Это молодежь театра решила возобновить неувядаемую «Коппелию». Когда-то и Марина ее танцевала!

— «Коппелия»! — пытался вспомнить балет Кирилл, продолжая рассматривать эскизы, и вдруг замер, будто увидел что-то знакомое. — А это кто будет? — спросил он у Севы, показывая на выполненную пастелью неприятную физиономию старикашки.

— А это и есть сам мастер Коппелиус!

— Такой мерзкий?

— А как же! Ведь он олицетворяет зло, с которым будут бороться в балете. Уже давно готовы костюмы, и даже были репетиции с гримом и декорациями. Молодежь театра собирается этим спектаклем открывать новый сезон.

— Можно взглянуть на костюмы? — со сверкающими наивным восторгом глазами поинтересовался Кирилл.

— Пожалуйста! — Сева провел его вглубь своей обширной мастерской. — Они пока еще находятся у меня.

Он отодвинул занавеску, и Кирилл принялся рассматривать шелковые платья балетных горожанок и бархатные курточки кавалеров.

— А это, несомненно, камзол Коппелиуса!

— Да! — подтвердил Сева.

— А… вот как вы делаете ему лысину? На эскизе он же лысый!

— Этим гримеры занимаются. Но у меня есть новая лысина Коппелиуса.

Сева подвел Кирилла к столу, отпер один из ящичков и вынул лысину, горбатый нос, бороду…

— Можете примерить! — улыбнулся он и вернулся к Марине.

В ящичке Кирилл нашел все необходимое: гримерный клей, румяна, пудру… Он сел перед зеркалом и не совсем ловко прилепил себе лысину с ободком волос неопределенного цвета, горбатый нос, кустистые брови и долго с нескрываемым удовольствием смотрел на себя. Затем потихоньку подкрался к Марине и Севе, занятых поиском цвета для туники, и кашлянул. Марина, повернувшись, невольно вскрикнула, а Сева громко рассмеялся.

— Ну как, подойду на роль?

— Да! — многозначительно протянул Сева. — Театр привлекает всех! Театр — это мучительная тайна. Сцена ничего не скрывает перед зрителем, но закулисье хранит и никогда не открывает своих секретов. Оттого, наверное, все так рвутся за кулисы, чтобы узнать, понять, разгадать…

— Не хочу с вами спорить, — улыбнулся Кирилл, — но, по-моему, для меня театр сделал исключение…

Марина не слушала их разговор, она перебирала образцы материалов всевозможных оттенков.

— На сегодня все! Устала! — обратилась она к Севе. — Вот, я отобрала это, это и это…

Сева взглянул на отобранные образцы и покачал головой.

— Разгримировывайся! — приказала Марина Кириллу. — Я ухожу!

Снять грим оказалось делом не очень легким и совсем неприятным. Кирилл перестарался и намазал слишком много клея на нос и брови. Пришлось Марине заняться его лицом.

— Осторожно! — взмолился Кирилл, когда Марина стала снимать с него лысину, потянув ее вверх.

— Не будешь заниматься тем, чем не надо! — назидательно произнесла она и, крикнув Севе: — «До свидания!», — поспешила с Кириллом вниз.

* * *

— Пойдем посидим в кофейне! — предложил он Марине.

— Как ты сказал? — с улыбкой переспросила она.

— Кофейня.

— Какое милое, старое слово! Люблю слова с привкусом времени. Невольно всплывает в памяти XVII век: кружева, шпаги и очаровательные кофейни…

Они сели за отдаленный столик.

— О! Кофе действительно пахнет кофе! — с удовольствием вдыхая вьющийся дымком аромат, отметила Марина.

Кирилл, рассмотрев развешанные по стенам литографии под старину, перевел взгляд на свою спутницу и с удивлением заметил у нее на среднем пальце довольно массивный для ее руки перстень.

— Как твоя поездка в Петербург? — начала Марина. — Познакомился с Фроловой? Очаровался заплесневелыми прелестями?..

— Моя поездка была очень плодотворной, — мягко остановил ее Кирилл. — Откуда у тебя этот перстень?

— Понравился? — спросила она. — Мне тоже! Я нашла его в вещах Дениса. Если не ошибаюсь, ему его подарила Дезире. Воображаю, как она позеленеет, когда вернется и увидит у меня на пальце свой подарок!

— Марина, твоя мстительность лишает тебя ореола гениальности.

— Значит, Пушкин ошибся в своем утверждении! — с легкостью, присущей женскому мышлению, нашла она ответ. — А почему ты не пьешь кофе? — неожиданно задала она вопрос и рассмеялась. — Ты решил, что я тебе подсыпала яд в чашку, пока ты рассматривал литографии?

Кирилл даже поморщился от ее слов.

— Но с какой стати мне тебя убивать? — вполне серьезно произнесла Марина. — Ведь ты ничего против меня не нашел?! — испытывающе посмотрела она на него своими мерцающе-темными глазами.

Кирилл ей ничего не отвечал, но и кофе не пил.

— Да, ты угадал! В перстне под камнем есть резервуар. Вот, смотри! — Она нажала на камень. — Видишь, здесь был яд, точно такой же, какой я подлила Денису, а теперь тебе! Но если ты не пьешь кофе, мы его выльем и попросим новый. — Она небрежно провела рукой по столу и сбросила чашку.

— Марина, что с тобой? — не понимая, спросил Мелентьев.

— Ты не пьешь кофе, а меня это раздражает! — пояснила она.

— Хорошо, я выпью!

— Конечно, ведь это уже будет не та чашка!..

— Марина, я уезжаю, — попытался переменой темы спасти погибающий разговор Кирилл, поздно осознав свою грубую оплошность. Как можно было сказать Купавиной, что мелкая мстительность, присущая лишь посредственным существам, лишает ее ореола гениальности!