Решальщики. Книга 1. Перезагрузка - Андрей Константинов Страница 81

— Поглядим, где висит эта лисья шкура… Шкура старая, молью траченная. Ну кто теперь на тебя позарится, шкура? Только добрый дяденька-некрофил… Да и тот навряд ли. Висельники, говорят, обсираются. Кто ж тебя, обосравшуюся, трахать станет? А, подружка-поблядушка? Лисичка-сестричка, дрянь паскудная… ты где?

Марина медленно перемещалась по сумеречной квартире с задернутыми повсюду шторами и открывала дверь за дверью. За любой из них она была готова увидеть опрокинутый стул и босые ноги с перламутровым педикюром в полуметре над полом. Секундами ей чудились то звуки шагов, то слабо раздуваемые меха человеческого дыхания — то перед собой, то за спиной. Иногда ей казалось, что вот сейчас мертвая Лиса положит ей сзади руку на плечо и спросит… а что она спросит? Что обычно мертвецы спрашивают у живых? «…Не знаю. О, господи, я не знаю! Я ничего не знаю. Помоги мне, Господи! Помоги мне… помоги…» Марине сейчас даже не приходило в голову, что уж в подобных делах Господь ей всяко не помощник…

На большом круглом столе в гостиной Чибирева разглядела лист бумаги — белый четырехугольник в центре черного полированного круга. На сквозняке бумага слегка шевелилась. Улететь ей не давала антикварная бронзовая пепельница, прижимающая уголок листа. Марина хотела приблизиться, но не стала этого делать. И без того все было предельно ясно: вот она, предсмертная записка…

…Предсмертная записка. Два слова, похожие на короткий — из паровоза и одного вагона — эшелон… Эшелон с мертвым машинистом, помощником и мертвыми же пассажирами. Прощайте, сипит гудок… «Этот поезд в огне — и нам некуда больше бежать…» [7]

Чибирева остановилась перед последней, самой дальней дверью квартиры. Здесь была спальня — лисья нора — и резонно было предположить, что Лиса повесилась именно здесь. Марине вдруг показалось, что она уловила слабый запах испражнений — малоприятный спутник повешения. Она даже разглядела сквозь матовое стекло двери бледную тень повесившейся Лисы…

Лепшая подруга взялась за изогнутую ручку двери… слегка нажала. Но сил уже почти не оставалось, и сейчас она словно бы ощущала слабое сопротивление пружины дверного замка. Ей даже померещилось, что кто-то держит ручку с ТОЙ стороны двери — двери, ведущей в страну мертвых. При этом сама ручка была жутко холодна, почти ледяная…

Марина стояла в сумеречной квартире почти на самом краю реальности. Еще шаг… всего один шаг… и она сорвется с этого осыпающегося края и упадет в темную воду. Туда, где живут монстры, рожденные человеческим мозгом… О, как они совершенны! Эти уродливые пожиратели плоти!..

Внезапно она снова услышала шаги за спиной — тихие, но отчетливые. Марина обернулась и увидела в дверном проеме темный человеческий силуэт. И тогда она… закричала. Вот только крик ее никем, кроме Купцова, не был услышан. Дом, построенный в середине девятнадцатого века и прошедший «евроремонт» в конце двадцатого, отменно гасил звуки. Кем показался Марине Чибиревой выступающий из сумрака Купцов? Призраком бестелесным? Или нанятым Лисой мстителем?..

Марина закричала, снова схватилась за дверную ручку, но что-то, видимо, разглядела там, в глубине, за матовым стеклом… что-то она разглядела. Возможно, свое отражение…

— Нет!!! — пронзительно выкрикнула Марина и… рухнула на пол.

Леонид подошел к ней, присел на корточки, покачал головой, а потом достал из кармана телефон и набрал номер. Петрухин отозвался почти мгновенно.

— Поднимайся сюда, — сказал Купцов. — Надо бы того… посоветоваться…

* * *

— Нет, Лёнька, все-таки я был прав: пустая петля — это неэстетично.

— Хорош скалиться, а! У нас, по-моему, и так со спецэффектами перебор… А что, если мы ее… — Купцов опасливо покосился на продолжавшую пребывать в глубокой отключке Марину, — мы ее ТОГО? До смерти закошмарили?

— Фигня, — беззаботно отмахнулся Петрухин. — Стервы, они живучие. Щас оклемается. — В подтверждение этих его слов женщина на полу вдруг застонала, зашевелилась. — Ну что я тебе говорил? Вставайте, Марина Львовна, вставайте!

Дмитрий легонько похлопал Чибиреву по щеке, и веки барышни дрогнули.

— Ну как самочувствие?

— Что… кто вы?

— Я-то? — жестко ухмыляясь, выговорил Петрухин. — А ты догадайся сама, ангел мой сердешный, кто я и зачем я здесь.

Марина непонимающе огляделась по сторонам. Дверь в спальню была открыта, там горел свет… свисала с люстры обрезанная веревка…

Чибирева тут же закрыла глаза. На секунду ей показалось, что все это — бред, сон… Вот сейчас она распахнет глаза и окажется у себя дома. И все будут живы, живы. И нет никаких свисающих с люстр веревок. И нет никаких странных и страшных стоящих над ней мужиков.

Марина закрыла глаза и снова оказалась в спасительной темноте. Но и сюда, в темноту, ворвался циничный голос Петрухина:

— А вот глаза закрывать не надо. Надо смотреть на меня.

— Где… Татьяна? — прохрипела Марина. Пауза между словами «где» и «Татьяна» была длиной в одну человеческую трагедию.

Петрухин покосился на веревку, которую сам же и повесил, потом хмыкнул и сказал:

— Где? Так ведь… хм… известно где, Мариша, после таких-то дел оказываются. Или ты не знаешь? — Он выдержал паузу и неожиданно выкрикнул: — В морге! Вот где!!!

Марину затрясло. Заколотило, как на вибростенде. Два мужика продолжали смотреть на нее сурово, безо всякого сочувствия…

Когда Марина, наконец, успокоилась, Купцов с деланым участием спросил:

— Что же теперь делать-то будем, Марина Львовна?

— А что тут делать? — сердито перебил Петрухин. — В тюрьму ей пора собираться.

— Вы… вы кто? — испуганно спросила Марина.

— Мы-то? — Дмитрий как можно более зловеще улыбнулся. — А ты не знаешь? Довела человека до петли — и ничегошеньки не знаешь? Так, значит, Чибирева? А ты знаешь, что статью «доведение до самоубийства» никто не отменял? А?! Ты это знаешь? Что молчишь?

Петрухин говорил быстро, агрессивно, каждую фразу подкреплял обличающим «тычком» указательного пальца. Купцов во время сольного выступления партнера держался на втором плане… Роли и маски в операции «Испуг и Саечка» были распределены ими загодя.

— Ты, Чибирева, довела Татьяну Лисовец до самоубийства!

— Я?

— На веревку смотри! — скомандовал Петрухин. Марина послушно посмотрела, но тут же отвела взгляд. — Не хочешь? Ах, теперь ты не хочешь? Теперь страшно? А когда на пару с наркоманкой Гусевой вы звонили Лисе и советовали повеситься, страшно не было?!

— Это не я… не я! Поверьте, это не…

— Может, мне запись поставить? А?! Ты хочешь, чтобы я поставил запись? Без проблем! — Дмитрий прошел в конец прихожей, выставил звук на полную громкость и ткнул пальцем в кнопку автоответчика, кассета на котором была заранее перемотана на самый «лютый» кусок текста.