Ночь разбитых сердец [= Там, где живет надежда ] - Нора Робертс Страница 9

Впрочем, она сразу же получила несколько предложений, но сниматься нужно было в основном в горизонтальном поло­жении. А она была слишком горда и слишком уверена в себе, чтобы согласиться на это.

Теперь же эти гордость, самоуверенность и – приходилось признать – наивность провели ее по полному кругу и вернули в исходную точку.

Но лишь временно, напомнила себе Лекси. Менее чем через год ей исполнится двадцать пять, она получит свое наследство, вернется в Нью-Йорк и на этот раз будет гораздо умнее, гораздо хитрее и гораздо осмотрительнее.

Она не потерпела поражение. Просто дала себе передышку. В один прекрасный день она будет стоять на сцене и чувство­вать восхищение публики, о котором так мечтала. Именно в тот момент она станет личностью!

Станет кем-то еще, кроме младшей дочери Аннабелл…

Лекси понесла в кухню остатки грязной посуды. Брайан уже заканчивал уборку. Ни одной грязной кастрюли в раковине, ни пятнышка, ни капельки на рабочем столе! Понимая, что посту­пает отвратительно, Лекси все же не удержалась и вывернула руку так, что чашка, венчавшая гору тарелок, грохнулась на плит­ки пола, расплескивая кофейный осадок.

– Лекси, должно быть, тебе нравится валять дурака, – хо­лодно заметил Брайан. – Что ж, у тебя это неплохо получается.

– Неужели? – Не успев даже подумать о том, что делает, она выпустила из рук поднос. Яркие керамические тарелки с грохо­том упали на пол, остатки еды и осколки полетели во все сторо­ны. – А теперь как?

– Черт побери, что ты пытаешься доказать? Что способна только разрушать все вокруг себя? Что кто-то, как обычно, будет убирать за тобой грязь? – Брайан протопал к кладовке, вытащил швабру и швырнул ей. – Делай это сама.

– Не буду! – Уже сожалея о своей злобной выходке, Лекси все-таки бросила швабру обратно Брайану. Разноцветные кера­мические осколки лежали у ее ног остатками веселого карнава­ла. – Это твоя драгоценная посуда! Ты и убирай!

– Сама уберешь, или, клянусь, я пройдусь этой шваброй по твоей заднице.

– Только попробуй, Бри! – Лекси подошла вплотную к брату. Сознание собственной неправоты лишь подстегивало ее решимость не сдавать позиции. – Только попробуй, и я выца­рапаю твои чертовы глаза! Мне до смерти надоели твои прика­зы! Это мой дом так же, как и твой!

– Ну, вижу, тут ничего не изменилось. Брайан и Лекси – оба с потемневшими от бешенства лица­ми – обернулись и вытаращили глаза. В дверях стояла Джо!

– Я поняла, что вернулась домой, как только услышала гро­хот и ваши дружелюбные голоса.

Настроение Лекси резко изменилось. Она взяла брата под руку, демонстрируя полное единство.

– Смотри-ка, Брайан, еще одна блудная дочь явилась! Наде­юсь, у нас осталось что-нибудь от того упитанного тельца?

– Мне хватит и кофе, – сказала Джо и закрыла дверь.

Джо стояла у окна своей бывшей детской. За последние двад­цать лет вид отсюда не изменился. Сады вокруг «Приюта» по-прежнему терпеливо ждали прополки. Качались на легком вет­ру колокольчики, грели на солнце дерзкие личики фиалки, зо­лотились тюльпаны, охраняемые высокими копьями лиловых ирисов.

За цветами поднимались пальмы, а еще дальше – дубы, пря­тавшие в своей тени кружевные папоротники и множество уже распустившихся лесных цветов.

По небу неспешно скользили облака, отбрасывая на землю легкие тени, играя солнечным светом, меняя его оттенки от зо­лотистого до жемчужного. Мир, покой, сказочная идиллия. Если бы у нее были силы, она вышла бы сейчас из дома, пойма­ла на пленку эту картину и стала бы ее хозяйкой.

Внезапно Джо поняла, что ей не хватало всего этого, что она скучала по виду из окна комнаты, где спала первые восемнад­цать лет своей жизни.

Когда-то она проводила долгие часы в саду с матерью, учи­лась ухаживать за цветами, узнавала их нужды и привычки, на­слаждаясь ощущением земли под пальцами и теплом солнечных лучей. Птицы и бабочки, музыка ветра, скольжение пушистых облаков в высоком синем нёбе – бесценные воспоминания ран­него детства!

«Я так долго не вспоминала, – подумала Джо, устало отвора­чиваясь от окна. – Все эти картины – мысленные или запечат­ленные на пленку – мне так далеко удалось запрятать…»

Комната также мало изменилась. В семейном крыле «При­юта» до сих пор ощущалось присутствие Аннабелл – ее стиль и вкус. Для своей старшей дочери Аннабелл выбрала кровать со сложным узором на спинках и покрывалом из старинных ир­ландских кружев – семейной реликвией Пендлтонов. Джо лю­била гладить рукой это покрывало, такое приятное на ощупь, и всегда любовалась его рисунком.

На обоях цвета слоновой кости пышно цвели колокольчики, оконные рамы были теплого медового цвета.

Аннабелл всегда сама обставляла комнаты и не терпела слу­чайных вещей. Здесь были столики из клена, лампы с круглыми стеклянными абажурами и вазы, всегда полные свежих цветов. Она хотела, чтобы ее дети с ранних лет учились жить среди кра­сивых вещей и любить их. На полке маленького мраморного ка­мина стояли свечи, лежали морские раковины. Полки на проти­воположной стене были заполнены не куклами, а книгами. Даже ребенком Джо мало играла в куклы.

Аннабелл больше нет. В какой-то момент из этих последних двадцати лет она умерла, и ее предательство стало полным и окончательным…

Джо закрыла лицо руками. Боже милостивый, почему кому-то пришло в голову увековечить смерть Аннабелл на пленке?! И почему они послали это ее дочери?

«СМЕРТЬ АНГЕЛА»…

Джо ясно помнила слова, написанные печатными буквами на оборотной стороне фотографии. Она приложила руку к груди, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце. Какое извращение таится здесь? – спросила она себя. И какая угроза? Какая угроза лично ей?

Снимок был, он существует. И неважно, что, когда она выш­ла из больницы и вернулась в свою квартиру, фотография ис­чезла. Нельзя придавать большое значение этому исчезновению. Ведь если она признает, что вообразила себе ту картину, что у нее были галлюцинации, придется признать, что она поте­ряла рассудок!

А как можно смириться с собственным безумием?

Тем не менее, когда Джо вернулась из больницы, фотогра­фии не было. Все остальные снимки – ее собственные портре­ты – валялись на полу лаборатории, где она в панике рассыпала их. Но, как Джо ни искала, сколько часов ни провела, дюйм за дюймом обыскивая всю квартиру, она не нашла отпечаток, окончательно сломивший ее.

А что, если его никогда там не было?! Закрыв глаза, Джо при­жалась лбом к оконному стеклу. Если она выдумала его, значит, подсознательно хотела, чтобы та ужасная картина была реаль­ностью! Но в таком случае как это характеризует ее саму?

С чем ей легче смириться? С собственной психической не­стабильностью или со смертью матери?

Джо задохнулась и в ужасе прижала ладонь ко рту. Не думай об этом сейчас! – приказала она себе. Спрячь эти мысли, как ты спрятала фотографии. Запри их, пока не станешь сильнее. Если сорвешься, то опять окажешься в больнице и врачи снова начнут копаться в твоей душе и теле. Ты должна справиться!