Последний ответ - Франсеск Миральес Страница 9

Послание Рэймонда Л. Мюллера было написано на безупречном испанском языке, но контракт был составлен на запутанном юридическом английском. На семи страницах текста, набранного мельчайшим шрифтом, неоднократно повторялось, что нижеподписавшийся — фамилия и имя — не обладает никакими авторскими правами. Здесь же перечислялось несметное количество санкций, угрожающих нижеподписавшемуся в случае раскрытия содержания текста третьим лицам до публикации произведения — вплоть до возвращения денежных средств, полученных авансом.

Я настроил мозг на рабочий режим и про себя решил, что для человека вроде меня, привычного к перекраиванию текстов, несложно будет заполнить лакуны, оставшиеся в незавершенной биографии. Двадцать пять тысяч долларов представлялись мне неплохим стимулом, помогающим взяться за дело, хотя частично их и придется потратить на поездки и сбор документов. Вероятно, в моей ситуации было бы даже лучше оказаться подальше от здешних мест. А еще я нуждался в деньгах.

Прежде чем поразмыслить над очевидной ошибкой — меня объявляли верным учеником человека, о котором сутки назад я и слыхом не слыхивал, — я проставил свою электронную подпись на всех листах контракта, а в конце указал номер моего банковского счета.

Отправив обратно подписанный документ, я почувствовал себя ребенком, которого приняли в увлекательную игру. Знай я заранее, на каком поле мне придется играть, никогда не нажал бы на табличку «Отправить». Но было уже поздно.

Утро я провел в прогулке по центру города, надеясь на то, что жизнь моя вернется в то надоевшее нормальное русло, по которому она протекала совсем недавно. Все-таки я сознавал, что теперь это невозможно. Вначале я принял злосчастное приглашение, затем подмахнул кабальный договор и сошел с накатанной колеи. Мне стало казаться, что я очутился в одном из параллельных миров, законов которого не знал.

Где-то с полчаса я пробродил по «Сентрал де лавал», книжному магазину, куда время от времени отправлялся поохотиться за новинками, приобрел толстенную биографию Эйнштейна, написанную Исааксоном, [13]и погрузил ее в тяжелую сумку, в которой уже лежала незавершенная работа Йосимуры. Ощущая своим плечом воздействие закона всемирного тяготения, я миновал отдел комиксов, секцию джазовой музыки и вошел в маленькое кафе прямо при магазине. В этот час оно пустовало, только за двумя столиками сидели студенты исторического факультета, находившегося неподалеку.

Нет ничего приятнее запаха свежесваренного кофе. Я уселся за столик, чтобы привести мысли в порядок. В ожидании своего заказа — чашка «монастырского чая» — я обратил внимание, что человек, назвавшийся издателем книги Йосимуры, ни словом не обмолвился об открытии в рабочем кабинете Эйнштейна. Квантовый институт располагался в самом Принстоне и имел прямое отношение к изданию труда японского профессора. Логично было бы предположить, что его сотрудники в курсе дела.

Я подумал, не отправить ли Мюллеру письмо с вопросом об этой находке, но вовремя сдержался. Быть может, директор института рассказал о документе, спрятанном в кабинете, только Йосимуре, а уж японцу самому предстояло решать, включать ли этот факт в биографию гения. Возможно, именно это знание и явилось причиной его гибели. В этом деле слово «возможно» возникало на каждом шагу, но почтовые открытки, собравшие нас в Кадакесе, конечно же, сыграли свою зловещую роль.

Я даже не успел проверить в Интернете имена гостей, чтобы определить круг подозреваемых. Среди этого нагромождения загадок меня больше всего сбивало с толку то обстоятельство, что издатель Йосимуры обратился ко мне как к ближайшему другу и сотруднику японского профессора. В чем же причина подобной ошибки? Где он заполучил мой электронный адрес?

Официант принес чай, и тут мне вспомнилось, что под конец нашей встречи в Кадакесе каждый из нас вручил хозяину свою визитную карточку, а тот извинился, что своих у него под рукой нет. При этом сами гости визитками не обменялись, словно не доверяя друг другу.

Теперь, в свете недавних событий, я мог восстановить картину происшедшего. После нашей встречи старый японец по каким-то причинам почувствовал опасность. Импульсивно, повинуясь накатившей волне страха, он выбрал одного из приглашенных и представил его американскому издателю как продолжателя своего дела — на случай, если ночью с ним что-нибудь произойдет. Быть может, он отправил свое письмо за несколько минут до смерти.

Объяснение было нелепое, однако ничего иного мне в голову не пришло.

Чтобы отвлечься от вереницы надоедливых вопросов, я решил почитать книгу Исааксона. Рукопись Йосимуры была написана по-английски. Это оказалось приятное научно-популярное чтиво.

Первая часть описывала детство гения в Ульме и Мюнхене. Альберту стоило таких трудов научиться разговаривать, что домашняя прислуга называла его недоумком.

Потерпев крах в торговле перьевыми матрасами, Эйнштейн-старший на паях с братом создал предприятие, питавшее столицу Баварии газом и электричеством. В 1881 году, после рождения сестры Майи, родители объяснили крошке Альберту, что это «чудесная игрушка, с которой ты теперь сможешь забавляться». Он в недоумении поглядел на малышку и тут же спросил: «Да, но где же колесики?»

Выяснилось, что в раннем детстве Альберт был таким малообщительным и замкнутым, что даже гувернантка называла его скучным папашей. Он предпочитал играть в одиночку, часами мог разгадывать головоломки или строить гигантские карточные домики — до четырнадцати этажей в высоту.

Прежде чем захлопнуть книгу, я прочел раздел, посвященный его страстному увлечению скрипкой. Обучаться игре на этом инструменте его подвигла мать. Вскоре Альберт и скрипка стали навсегда неразлучны. Мальчик обожал наигрывать сочинения Моцарта. Если, проходя по улице со скрипкой под мышкой, он слышал в каком-нибудь доме звуки фортепьяно, то тотчас же доставал инструмент из футляра и присоединялся к концерту, где бы ни находился.

Этот рассказ о внезапном музицировании на улице в точности соответствовал сведениям о его концерте в Кадакесе.

Много лет спустя, когда молодой Эйнштейн начал разрабатывать в Берлине свою теорию относительности, он хватался за скрипку всякий раз, как только заходил в тупик. В любом часу дня и ночи он отправлялся на кухню, где импровизировал до тех пор, пока не прерывался на середине мелодии и не восклицал: «Я понял!»

Выпусти мечты в небо воздушным змеем…

Как знать, с чем они вернутся — с новой жизнью, новыми друзьями, новой любовью, новыми странами.

Анаис Нин [14]

Двадцать пять тысяч долларов, конвертированные в евро, уже лежали на моем счете. Я не верил собственным глазам, изучая перемены в своем финансовом положении на экране компьютера. По моим прикидкам, между бездумным подписанием контракта и поступлением денег прошло всего три часа. Невероятная сумма поступила на мой банковский счет с пометой PQI. [15]