Столица беглых - Николай Свечин Страница 9

Далее Лыков провел формальное дознание. Он вызывал по одному тех, кто был причастен к побегу Африканца, задавал вопросы, уточнял, иногда проводил очные ставки. Сыщика интересовало, как могли четыре человека убежать из такого гиблого места и не попасться. Понемногу картина начала проясняться. И помог в этом все тот же Кибирев. Алексей Николаевич сразу почувствовал какое-то напряжение между приставом и помощником. Булевский старался свернуть интересные разговоры, торопил с отъездом, обрывал слишком откровенных рассказчиков. Говорил, что все уже изложил в рапорте, который отослал губернатору, но в Монастырском у него имеется копия и он предоставит ее в распоряжение ревизора. Там есть ответы на большинство вопросов. И вообще пора возвращаться, ночевать тут негде…

Осетин же, наоборот, домогался от свидетелей подробных и точных ответов. Скоро коллежский советник понял, куда клонят эти ответы. Урядник и два стражника сообщили, что Африкант Силин часто наведывался в Монастырское, с тех пор как туда перебралось управление полиции. Он имел заручку у письмоводителя управления Мелентия Непогодьева. Не иначе, тот помогал налетчику с бумагами, потому как официального разрешения на работы тот не просил. Письмоводитель в этих местах — большой человек. У него на руках бланки, печати, он всегда может подсунуть приставу на подпись нужный документ.

Продавец магазина фирмы «Ревельон» показал, что у Силина имелись денежные суммы, и немаленькие. Налетчик купил даже граммофон с пластинками! И подарил его Непогодьеву, каковой факт письмоводитель пытался скрыть.

Ссыльнопоселенец Шумилкин, из киевских воров, был за что-то обижен на Африканца и сообщил важные факты. Перед тем как сбежать, тот похвалялся за бутылкой водки, что у него «куплена вся полиция, начиная с головы». И только помощник пристава, кавказская цаца, пока кочевряжится. Но управа на него найдется, сверху прикажут, и никуда не денется.

Пристав сидел красный, как рак, и пытался ошельмовать свидетеля. Разговор принял опасный для него характер. Но вор держался смело, слишком смело для своего положения. Лыков не мог объяснить себе такую откровенность перед приезжим ревизором. Тот уедет, а надворный советник Булевский останется. Наконец на третьем часу дознания выяснился важнейший факт. Алексей Николаевич спросил у полицейских:

— Где сейчас Непогодьев? Надо его срочно допросить.

— Он отпросился на охоту, — торопливо ответил пристав.

— Вот как? А кто ему разрешил? — с нажимом спросил Лыков.

— Я.

— Вы? Зная, что из Петербурга к вам едет проверяющий?

— Так он через четыре дня вернется. Я телеграфировал в Красноярск, выяснил, что вы на «Мономах» не попали, и отпустил Непогодьева. Думал, вы позже прибудете, и он успеет.

— А то, что я на илимке пустился догонять пароход, вам в Красноярске не сообщили?

— Э-э… Я подумал, что не догоните.

— Как вы могли так решить? У вас побег за побегом, из столицы выслали ревизию, а письмоводитель вздумал поохотиться. Прошел бы ее, тогда и гулял бы.

— Я не подумал о ревизии, — фальшивым голосом произнес Булевский. — Отправил рапорт губернатору, тот ничего не ответил… Мало ли их бежит?

Кибирев смотрел коллежскому советнику прямо в глаза; казалось, он сейчас подмигнет.

— Когда ваш Непогодьев вернется? — в голосе ревизора звучало отчетливое раздражение. — Я не собираюсь торчать тут четыре дня. Срочно отзовите его в Монастырское. Сумеете?

Пристав молчал, и тогда за него ответил помощник:

— Не получится, не для того уплывал.

— В каком смысле?

— Ни на какой он не охоте, а сбежал. Непогодьев в понедельник сел в моторную лодку Министерства путей сообщения, что возвращалась в Красноярск из Карского моря. Они промеры делали. Смерили — и домой. Вот письмоводителя по пути захватили. Вместе с варшавьяками.

В комнате повисла тишина, потом Булевский заорал диким голосом:

— Тебе кто разрешил поперед начальства говорить, туземная рожа?! Молчать!

— Я разрешаю, пусть докончит мысль, — хладнокровно осадил «туруханского царя» сыщик. — Продолжайте, господин Кибирев. Как вас по имени-отчеству?

— Иван Игнатьевич, ваше высокоблагородие.

— Говорите мне Алексей Николаевич. Так что там с варшавьяками?

— Блонский, Пшибышлавский и Леймер. Три револьверца проживали в округе. Первые двое — в Диксоне, а Леймер — в Толстом носе.

— Это из банды «Червоный Круль», что ли? — воскликнул Алексей Николаевич.

— Так точно.

— И?..

— Сели они с Мелентием в ту лодку и отплыли вверх по реке.

— А документы?

Помощник пристава хмыкнул:

— Этого добра им Мелентий сколько хочешь нарисует.

Лыков повернулся к приставу:

— Про этот побег вы тоже сообщили в Красноярск?

— Не успел. Собственно, я и не знал! А…

И Булевский опять заорал на помощника:

— Почему мне не доложили? Я отстраняю вас от должности!

— Отставить! — повысил голос питерец. — Вот, потрудитесь прочесть вслух.

И он вручил приставу свой открытый лист. Тот развернул бланк и срывающимся голосом прочел о полномочиях командированного. Все чины МВД обязаны оказывать содействие… выполнять распоряжения, отданные в рамках исполнения возложенного на него поручения… знакомить с документами… Внизу стояла подпись Столыпина.

— Ну, поняли?

— Так точно, понял, — вытянул руки по швам надворный советник.

— Тогда слушайте. Вы временно отстранены. Не Кибирев, а вы. До завершения разбирательства. Выйдите в соседнюю комнату. Скоро мы здесь закончим и вернемся в Монастырское. Там оформим ваше отстранение, я телеграфирую Курлову. Еще губернатору, он должен уже прибыть. На вашу переписку я накладываю арест до завершения следствия. Все бумаги опечатаю. Если есть что сказать в свое оправдание, говорите.

— Это все Ванька, он давно хочет меня подсидеть.

— Что Ванька? Он помог сбежать полякам? И он дал слишком много воли письмоводителю? Идите.

Как только Булевский вышел с гримасой оскорбленного достоинства на лице, Кибирев сказал:

— Правильно, ваше… Алексей Николаевич. Обыск, непременно обыск. И деньги найти, Мелентий с ним делился. Но деньги пристав не дома прячет, я уверен. А у своей любовницы Серафимы Мухиной. Там тоже надо обыскать. Разрешите, я лично?

— Рассказывайте, что у вас здесь творится, Иван Игнатьевич. С самого начала.

— Да вы уж все поняли. Бегут от нас за деньги, махинация отлажена. У кого нет за душой, тот сидит. С ума сходят многие…

— Давайте ближе к делу.

— Слушаюсь.

— Давно это у вас завелось?