Взращение грехов - Чингиз Абдуллаев Страница 9

— Мы с ним поспорили, — ответил Тевзадзе, — а я человекгорячий, вспыльчивый. Пистолет лежал на столе. Я схватил его, мы началибороться. Первый выстрел попал в стену. Потом я выстрелил в него. Следовательговорил, что это не умышленное убийство, а убийство в состоянии аффекта.Обещал, что отразит это в своем обвинительном заключении.

— Вам это не поможет, — возразил Славин, — вас могут даже поэтой статье приговорить к двадцати или двадцати пяти годам. Вы не выйдете живымиз тюрьмы. Ведь у вас будет уже третья судимость. Хотя он дает вам совсемдругую статью. Убийство с отягчающими вину обстоятельствами. Но предположимдаже, что суд решит переквалифицировать обвинение по другой статье.Предположим, что вам поверят и дадут другую статью. Все равно это будетсудимость за убийство в состоянии аффекта. Полковника милиции. Вам могут датьпожизненное заключение. Как вы этого не понимаете?

— Меня это уже не касается, — твердо ответил Тевзадзе, — ясовершил убийство и буду за это отвечать.

— Вы выхватили оружие из рук Проталина? — уточнил Дронго. —Неужели вы считаете, что никто не проверит ваши показания? Проталин былмастером спорта по самбо. Занимался дзюдо. А вы каким видом спорта занимались?И вы смогли выхватить у него оружие и даже застрелить его?

— Случайно, — ответил Тевзадзе, — иногда такое бывает. Везетслабым.

— Когда вы успели с ним поругаться? — не унимался Дронго. —Ведь соседки говорят, что выстрелы раздались почти сразу, как только вы вошли вдом. И вы успели за это время с ним поругаться, подраться и даже дважды в неговыстрелить?

— Успел, — с каким-то внутренним ожесточением произнесТевзадзе, — я все успел. Они слышали два выстрела, и я их слышал. А потомприехали сотрудники милиции, которые проверили весь дом. Но никого не нашли.Значит, я убийца, и все правильно.

Дронго переглянулся со Славиным.

— Предположим, что вы в него стреляли, — согласился Дронго,— но вам не кажется странным, что такой опытный человек мог убить полковникамилиции из-за непонятной ссоры? Должны быть конкретные мотивы, болееубедительные причины. Если даже вы поспорили. Из-за чего? Почему?

— Этого я вам не скажу.

— Вы были завербованы и работали как осведомитель? — спросилДронго. — Ведь на вашем комбинате работают несколько бывших осужденных, ужеотбывших свой срок. И наверняка в уголовном розыске интересовались ихнастроениями и взглядами.

— Вот что вас интересует, — Тевзадзе тяжело вздохнул. — Насуде никто даже не вспомнит, что я работал на уголовный розыск. О таких вещахне разрешено говорить. Вы же сами все прекрасно понимаете. Но в камере, кудаменя перевели, все каким-то «неведомым» мне образом узнали, что я былосведомителем милиции. «Стукачом», если говорить на блатном жаргоне. Меняотделали так, что сломали два ребра, отбили почки. Я еще две недели мочилсякровью. Правда, спасибо уголовникам. Они оказались понимающими ребятами. Избитьдо полусмерти избили, но не стали насиловать. «Опустить» по-блатному. Иначе ястал бы просто отверженным, и моя жизнь в колонии превратилась бы в ад. Носказался мой тюремный опыт. Они выяснили, что в колониях я вел себя достаточнонормально.

— Не ждите от меня поздравлений, — мрачно сказал Дронго, —значит, вы настаиваете, что застрелили полковника?

— Да, — ответил Тевзадзе, — настаиваю.

— И сделали это, даже зная, что ваша дочь подала заявление взагс? — спросил Дронго.

У Тевзадзе дрогнуло лицо. Словно упала маска, которую онупрямо носил. Он отвернулся.

— Не смейте, — глухо произнес он, — не смейте вспоминать омоей дочери. Она здесь ни при чем.

— Вы же умный человек, Вано Ревазович, — продолжал давитьДронго, — скажите мне: вы бы сами поверили, что человек, у которогоединственная дочь собирается выйти замуж, совершает убийство за нескольконедель до ее свадьбы? Особенно учитывая ее положение, ведь она выйдет замуж безотца и матери, фактически круглой сиротой.

— Хватит, — попросил Тевзадзе, — не нужно ничего говорить.

— Нужно, — зло заявил Дронго, — я приехал сюда не для того,чтобы выслушивать ваши дурацкие признания в убийстве. Даже если бы я былидиотом, то и тогда бы не поверил, что такой субтильный человек, как вы, смогодолеть полковника милиции и мастера спорта по самбо. Я уже не говорю провыдумку насчет пистолета, лежавшего на столе. Полковник милиции, прошедшийЧечню и служивший столько лет в уголовном розыске, достает свое табельноеоружие и кладет его на стол, ожидая своего осведомителя. Нужно совсем ничего непонимать в психологии людей, чтобы поверить в такого кретина-полковника. Несмейте меня перебивать, я еще не все сказал, — повысил он голос, увидевхарактерное движение заключенного, попытавшегося возразить.

Даже Славин с изумлением смотрел на сидевшего рядом Дронго,не понимая, что с ним происходит.

— Вас заставили дать такие показания, заставили признаться вубийстве полковника Проталина, — убежденно продолжал Дронго, — просто потому,что следователь и сотрудники милиции не захотели искать настоящего убийцу. Илине смогли его найти. А вы согласились после того, как вас припугнули, или«утрамбовали», говоря этим дурацким блатным жаргоном, который я терпеть немогу. И поэтому вы сидите передо мной со следами побоев на лице и равнодушнотвердите, что вы его убили. Даже не пытаясь понять, каким монстром вывыглядите. Отцом, который до такой степени не думает о своей дочери, что готовиспортить ее самый радостный день в жизни, превращая ее дальнейшую жизнь вбольшой кошмар.

— Не нужно, — попросил Тевзадзе, схватившись руками за лицо,— не нужно ничего говорить. Я больше так не могу. Не могу. — Он заплакал. Какиногда могут плакать мужчины, которым бывает очень больно.

Славин укоризненно покачал головой.

— Как вы так можете? — тихо прошептал он. — Нельзя такразговаривать с заключенным. Он может сегодня повеситься, и вы будете виноватыв его самоубийстве.

— Нет, — возразил Дронго, — он ничего не сделает. Он будетдумать о своей дочери, и это придаст ему сил.

— Что вы от меня хотите? — убрал руки Тевзадзе. — Что вамеще нужно? Кто вы такой? Зачем вы пришли? Я ведь признался в убийстве. Пришли,чтобы поиздеваться надо мной, добить меня окончательно. Вам мало моегопризнания, хотите, чтобы я удавился в камере?

— Не хочу, — ответил Дронго, — это будет как раз проявлениемненужной слабости. И вы должны думать о своей дочери. Представляете, как ейбудет тяжело, если она останется и без матери, и без отца?

— Она и так осталась без матери, — тяжело ответил Тевзадзе, —а сейчас останется и без отца. Господин адвокат прав. Живым отсюда я все равноне выйду. Что вам еще нужно?

— Хочу узнать правду. И не устраивайте истерик, — жесткозаявил Дронго, — я не сентиментальная барышня, чтобы плакать вместе с вами.Либо вы мне верите и помогаете найти настоящего убийцу, либо вы идете в суд иполучаете свой пожизненный срок как рецидивист, имеющий третью судимость. Идаже если вы получите двадцать лет, то все равно отсюда не выйдете. И вы этопрекрасно понимаете. Давайте сразу решать. Либо вы помогаете мне, а я помогаювам. Либо я уезжаю отсюда прямо сейчас, и мы больше никогда не увидимся. Нотолько в тот момент, когда вы захотите принять решение, вспомните о вашейдочери. И подумайте, как тяжело ей будет всю оставшуюся жизнь считать отцаубийцей. У вас могут быть внуки, и они тоже будут жить с этим клеймомотверженных… И никто не сможет рассказать им, что вы не были виноваты…