Оборванные нити. Том 1 - Александра Маринина Страница 9

— Сыночек, — ласково заговорила Юлия Анисимовна, — ты просто не понимаешь, на что обрекаешь себя. Ты говорил, что не хочешь быть клиницистом. Я не могу этого понять, но готова принять. Но зачем же патанатомия? Зачем судмедэкспертиза? Не хочешь иметь дело с больными — мы с папой устроим тебя на чиновничью работу, будешь организовывать здравоохранение, разрабатывать программы, курировать научные исследования. В конце концов, можно немного сменить профориентацию и заниматься фармакологией или организацией санаторно-курортного лечения. Ты напишешь диссертацию, защитишься, сделаешь нормальную карьеру. Человеку с высшим медицинским образованием есть где применить свои знания и добиться успеха даже в том случае, если он не желает быть клиницистом.

— Вот я их и применю в патанатомии, — упрямо буркнул Сергей. — Или в экспертизе. И успеха добьюсь, можешь не сомневаться.

— Сереженька, — продолжала уговаривать мать, — ты хотя бы представляешь себе, кем хочешь стать? Ты понимаешь, какой работой собираешься заниматься? Ты готов к тому, что будешь иметь дело только со смертью или, в крайнем случае, с чужими несчастьями? У тебя не будет ни одного больного, которому ты вернешь здоровье или спасешь жизнь и который потом скажет тебе «спасибо» и посмотрит на тебя глазами, в которых стоят слезы благодарности. Это самое сильное чувство у врача — чувство удовлетворения от того, что ты смог помочь, что ты отвоевал человека у болезни или смерти, избавил его от мучений и страданий. И, кстати, его близких тоже. А ты собираешься добровольно лишить себя этого чувства, которое тебе не доведется испытать ни разу в жизни. Ни разу в жизни! Медицина — штука тяжелая, требующая огромных знаний и невероятных моральных затрат, тебе ли этого не знать. И благодарность спасенного больного и твое удовлетворение своей работой, которую ты сделал хорошо, это единственная награда за все те трудности, с которыми приходится сталкиваться врачу. Как же ты, выросший рядом с папой и со мной, можешь этого не понимать?!

— А ты, конечно, хочешь, чтобы за все, что ты делаешь, следовала награда, — Сергей ненавидел эти разговоры, в ходе которых мать пыталась повлиять на его профессиональный выбор. Юлия Анисимовна была права, когда говорила о взрывном темпераменте сына и его тяжелом и противоречивом характере. Если Сергею что-то не нравилось, он терял самообладание и переставал следить за выбором выражений и интонациями, забывая, что разговаривает все-таки с матерью, а не с приятелем. — Ты хочешь, чтобы все было красивенько и чистенько, чтобы благодарные больные носили коробочки с конфетками и букетики цветочков, а потом до конца жизни обеспечивали тебя разными благами, дефицитными товарами и были тебе обязаны, да?

— Сынок…

В глазах матери мелькнула нескрываемая обида, но Сергей этого не заметил. Его уже понесло.

— Неужели ты еще шесть лет назад, когда я выбирал, в каком из трех медицинских институтов учиться, не поняла, что я хочу жить только своим умом и принимать решения самостоятельно, а не под твою и папину диктовку? Я специально поступил не в тот институт, где ты руководишь кафедрой, а в другой, где сильная школа патанатомии, чтобы ты меня не доставала. Я не стану знакомиться и тем более жениться на девице, которую ты для меня присмотрела. И я не стану менять своего решения и выбирать другую специализацию, чтобы угодить вам с отцом. Я сам знаю, как, с кем и в какой профессии мне прожить свою жизнь. Это моя жизнь, а не твоя и не папина, и я проживу ее сам. Так, как сумею и как посчитаю нужным. Я буду патологоанатомом или судебно-медицинским экспертом, и обсуждать здесь больше нечего.

— Только через мой труп, — заявила Юлия Анисимовна.

Сергей недобро усмехнулся и посмотрел на мать.

— Ну-ну… Ты хоть сама-то поняла, что сейчас сказала?

Юлия Анисимовна уже осознала всю двусмысленность своих слов и недовольно поджала губы.

— Господи, ну что у тебя за характер! — укоризненно произнесла она. — Вылитый дед Анисим.

* * *

В детстве больше всего на свете Серега Саблин любил три вещи: рассматривать старинное ружье дяди Васи, маминого старшего брата, есть молочную лапшу на кухне у тети Нюты и ходить с дедом Анисимом в пивную, где дед позволял себе маленькие радости. Обычно дед брал две кружки пива, а для Сереги — квас или лимонад. Дед разговаривал при этом только с внуком, общаться с другими посетителями пивной не стремился и желающих навязаться в собутыльники не поощрял. Выглядел Анисим Трофимович всегда хмурым, и взгляд его, обращенный на незнакомых людей, был неприветливым, так что желающих вступить с ним в разговор было, честно говоря, немного. Сереге же дед велел стоять рядом, внимательно слушать шум и разговоры за соседними «стоячими» круглыми столами и наблюдать за окружающими. Такими были дедовы уроки.

Анисим Трофимович Бирюков начинал свою службу еще в Гражданскую в Частях Особого назначения, потом был чекистом, служил в НКВД, за-тем в МГБ, организовывал во время войны партизанское движение на оккупированной немцами территории в Белоруссии, потом был назначен начальником горотдела НКВД во Львовской области и боролся с лесными бандитами. Даже теперь, давно уже выйдя в отставку, он не забыл своих привычек и старался привить маленькому внуку умение быть осторожным, внимательным, собранным, постоянно готовым к тому, чтобы дать отпор, но при этом не пугливым и не враждебным. Каждый заход в пивную сопровождался подробными и часто повторяющимися объяснениями: место надо выбирать так, чтобы видеть дверь и окна и чтобы за спиной была глухая стена. Кроме того, посещение пивной тренировало пацана и приучало не бояться большого скопления взрослых и не всегда трезвых мужиков, громких голосов и резких, выглядящих порой агрессивными жестов. «Нервы надо укреплять», — с усмешкой говорил он своей младшей дочери, Серегиной матери, когда та в очередной раз ловила отца на том, что тот водил мальчика в пивную.

— Дед, а почему мама не разрешает нам с тобой ходить в пивную? — спросил Серега, когда мама впервые показала свое неудовольствие их воскресными походами.

— Да не обращай ты внимания, — махнул рукой дед Анисим, — мало ли чего мать говорит, у тебя уши не резиновые, чтобы всех слушать.

— Но мама… — попытался возразить Серега, однако Анисим Трофимович перебил его, не дав договорить.

— Кто такая есть твоя мать, чтобы ее слушать? — грозно вопросил он. — Чего она в жизни понимает? Да она с малых лет только за книжками и просидела, жизни-то не видела, людей не знает и не понимает. И ладно бы еще правильные книжки читала, исторические или военные, так нет же, все ботанику какую-то зубрила, анатомию, биологию, химию, а с них какой прок? Умным, может, и станешь, а вот мудрым — нет. Ты, парень, с родителей пример не бери, они у тебя люди ученые, образованные, а душевного ума в них ни на грош. Ты на Нютку нашу равняйся, вот она у меня выросла правильной девкой, ни одного дня в своей жизни не прожила так, как ей самой не захотелось. Всегда на своем стояла, ни на шаг ни разу не отступила, делала только то, что считала нужным. Да, она высот не достигла, не то что твои родители, даже высшего образования не получила, но Нютка у меня выросла мудрой. Ты у нее учись, а не у матери своей.