Жду ответа - Дэн Хаон Страница 9

Вот и все, подумал тогда Майлс, прочитав сообщение и вспыхнув от унижения. Так взбесился, что вышвырнул в окно своей квартиры книжку про Альфреда Салли, упавшую с возмущенным шуршанием на автостоянку. Вот и все, сказал он себе. Кончено. Больше не уделю ни времени, ни сердца.

Он забудет Хейдена. Будет жить своей собственной жизнью.

Помнится это решение. Живо помнится даже сейчас, когда он сидит в машине, небритый, немытый, разбирая объявления о розыске, напечатанные на простых крепких картонках. Сверху: «Кто видел этого человека?» Ниже фотография Хейдена. Еще ниже: «Вознаграждение!» Хотя это, пожалуй, небольшая натяжка.

Он повернул зеркало заднего обзора и критически оглядел себя. Глаза. Выражение лица. Разве похож на сумасшедшего? Разве действительно сумасшедший?

Сегодня 11 июня. 68°18′ северной долготы, 133°29′ западной широты. Солнце не сядет еще недель пять.

В приемной агентства по прокату автомобилей Райан снова проверил свои документы. Карточка социального страхования. Водительские права. Кредитки.

Все это официально подтверждает личность.

В данном конкретном случае Райан официально является Мэтью П. Блертоном, двадцати четырех лет, проживающим в Бетесде, штат Мэриленд. Он сомневался, что выглядит на двадцать четыре, но никто никогда до сих пор его не расспрашивал, поэтому, видимо, подозрений не возникает.

Он сидел деликатно, вспоминая песенку, разученную на гитаре. Нотный стан стоит перед мысленным взором, пальцы бессознательно шевелятся, помня расположение струн на грифе, рука лежит на бедре вверх ладонью, пальцы составляют разнообразные комбинации, словно говорят на знаковом языке.

Конечно, надо быть повнимательнее — если не постараться, испортишь ко всем чертям дело. Вот что, вероятно, сказал бы ему Джей — отец.

Поэтому он поднял голову, глядя, что происходит вокруг.

У конторского стола сидит афроамериканка средних лет, в синем пальто и лиловой шляпке. Райан исподтишка наблюдал, как она вытаскивает из сумочки бумажник.

— Моей бабушке девяносто восемь лет, — говорила дама, глядя в бумажник так, будто играла в пинокль, [10]хмурясь и доставая помятую, старую с виду кредитную карточку. — Девяносто восемь!

— М-м-м… м-м-м… — проворчал молодой человек за столом, тоже афроамериканец. Молодой человек не сводил глаз с компьютерного монитора, стуча по целой куче клавиш. — Девяносто восемь, — сказал он. — Долгожительница!

— Точно, — согласилась женщина, и Райан предчувствовал, что они готовы завести дружескую беседу. Он взглянул на часы у себя на руке.

— Интересно, долго ли я проживу, — задумался молодой человек за компьютером, и Райан увидел, как женщина кивнула:

— Один Бог знает. — Выложила на стол водительские права и кредитку, сказала: — Знаете, тяжело в таком возрасте. Она уже почти не разговаривает, но часто поет. И молится. Понимаете, молится.

— М-м-м… м-м-м… — проворчал молодой человек и снова застучал по клавишам. — У нее амнезия? — спросил он.

— Ох, нет! — воскликнула женщина. — Она все отлично помнит. Всех узнает. По крайней мере, кого хочет.

Оба посмеялись, и Райан улыбнулся вместе с ними. И сразу почувствовал себя одиноким, отчасти потому, что глупо улыбнулся подслушанному разговору.

Дома в Айове, где он вырос, почти нет чернокожих, только с переездом на Восток он отметил, что они всегда любезны друг с другом, связаны узами братской дружбы. Возможно, это стереотипное представление, но он все равно почувствовал необъяснимую тоску, пока молодой человек с женщиной пересмеивались. Почувствовал легкую теплую личную связь. Интересно, как это бывает на самом деле?

В последнее время он думает связаться с родителями и мысленно составляет письмо. Разумеется, «дорогие мама и папа».

«Дорогие мама и папа, простите за долгое молчание, теперь сообщаю, со мной все в порядке. Я в Мичигане…»

Тут, конечно, они пожелают узнать или догадаются сами.

«Я в Мичигане у дяди Джея и знаю, что он мой биологический отец, поэтому, думаю, хватит нам притворяться хотя бы на этот счет…»

Тон сразу звучит враждебно.

«Я в Мичигане у дяди Джея. Немного поживу, пока не соберусь с мыслями. Пишу песни, зарабатываю какие-то деньги. У дяди Джея свой бизнес, я ему помогаю…»

Не надо даже упоминать о «бизнесе». Сразу возникнут темные подозрения. Они сразу задумаются, что это за бизнес у Джея. Сразу подумают о наркотиках, о чем-то противозаконном, а он уже обещал Джею никому не говорить ни слова.

«Поклянись Богом, Райан, — сказал Джей, когда они сидели в Мичигане в хижине на кушетке, играя вдвоем в видеоигры. — Я серьезно. Клянись, что никогда не обронишь ни слова об этом».

«Можешь мне поверить, — сказал Райан. — Кому я расскажу?»

«Вообще никому, — сказал Джей. — Потому что дело крайне, крайне серьезное. В нем серьезные люди замешаны, если ты понимаешь, что именно я имею в виду».

«Джей, — сказал Райан. — Понимаю. Правда».

«Надеюсь, дружище», — сказал Джей, и Райан серьезно кивнул, хотя, если честно, мало что понял в проекте, в котором им предстояло участвовать.

Известно, дело явно незаконное, какое-то мошенничество, хотя настоящая цель неясна. Однажды он должен был стать Мэтью П. Блертоном, взять напрокат машину в Кливленде, приехать в Милуоки, оставить ее в аэропорту, сесть в самолет по удостоверению личности Казимира Черневского, двадцати двух лет, прилететь в Детройт и там перевести по Интернету четыреста долларов с банковского счета Черневского на счет пятидесятилетнего Фредерика Марра, проживающего в Вест-Дир-Тауншип в Пенсильвании. Обыкновенная очень сложная игра в «наперсток», когда один подменяет собой другого и дальше по линии? Предположительно должен быть некий финансовый выигрыш, но пока он ничего не видит. Они с Джеем живут в основном в лесной хижине, в небольшом охотничьем домике с кучей самого продвинутого компьютерного оборудования, где больше ничего особенно ценного нет, насколько можно судить.

Но Джей был очень суров и серьезен. С прямыми волосами до плеч, как у фаната, помешанного на Интернете, по мнению Райана, черными, с ранней редкой проседью, в мешковатой армейской одежде, выброшенной для тинейджеров на распродажу. Трудно было представить его недружелюбным, но он вдруг на удивление ожесточился.

«Клянись Богом, Райан, — сказал Джей. — Я серьезно», — сказал он, и Райан кивнул.

«Верь мне, Джей, — сказал Райан. — Ведь ты мне веришь?»

И Джей сказал:

«Конечно. Ты же мой сын, правда?» — И тут он усмехнулся, и Райан невольно еще признавал ту усмешку обворожительной, у него почти дух захватывало, словно перед припадком или еще чем-нибудь: «Ты мой сын», — и целенаправленный взгляд в глаза, который одновременно льстит и нервирует, и вспыхнувший Райан промямлил: