Цепная реакция - Андрей Кивинов Страница 9

— Да ладно… — Вика враз стряхнула сон. — Двадцать пять лямов?

— Ага… А самое интересное, что никто здесь, в Юрьевске, пока не подозревает, что это именно Ван Дейк. Пишут — «работа неизвестного художника».

— А вы-то откуда знаете? — Вика слегка ошалела. Никто никогда за ее короткую жизнь не заговаривал с ней об искусстве, разве что в школе.

— Понимаете, у меня приятель есть, из Москвы. Его сразу после института искусствоведом назначили в Третьяковскую галерею. Так вот: он ко мне в начале лета в гости приезжал. Увидел эту картину — и сам не свой стал. К директору сразу побежал, бумаги смотрел какие-то… Я еще понять никак не мог, чего он суетится. А на прошлой неделе письмо от него получаю. Оказывается, эта картина во время войны из Эрмитажа эвакуирована была. Потом у них какие-то документы то ли сгорели, то ли под бомбежку попали… Ну, обычный бардак, словом. Теперь часть картин из коллекции считается безвестно пропавшей. И этот неизвестный с букетом тоже потерянным числится! То есть числился, пока мой приятель эту историю не раскопал… Вот теперь хожу, любуюсь напоследок. На днях из Москвы и Питера целый десант прибудет. Заберут шедевр обратно в Эрмитаж. Вы посмотрите, какая красота…

Вика поднялась и шагнула к картине. Быков поспешил следом и встал позади нее. Некоторое время она молча разглядывала портрет, а он — ее фигуру.

— Семнадцатый век, — пояснил после паузы любитель живописи. — Конгениально… Потрясающее чувство пропорции… Меня, кстати, Алексеем зовут… Простое такое, фламандское имя.

— А?.. А-а-а… Меня — Виктория. Вика.

— А вы здесь часто бываете?

— Так… По настроению. — Девушка кивнула на вазу. — Букет неудачный.

— В каком смысле?

— Розы с орхидеями не сочетаются.

— Да? — Быков перевел взгляд с ее декольте на цветы. — Вообще-то, вы правы. Цветовая гамма не очень… Но все равно — сам Ван Дейк!.. А потом, это ж шестнадцатый век. А тогда все сочеталось.

* * *

Оперуполномоченный Никифоров ткнул пальцем в лежавшую на столе фотографию.

— Андрюха, я тебе сто пудов кладу, он это!

— Ну, допустим. И что с того, что сотрудник СОБРа в «ночник» разок сходил? Нашел криминал… — пожал плечами Бухаров. — Сам-то ты тоже там был.

— Я — по делам. С человеком встречался.

— Может, и он — по делам.

— Хороши дела! Девок щупать и коктейли трескать…

— Можно подумать, ты не щупаешь.

— А знаешь, сколько в «Коралл» билет стоит? — вскинулся Бухаровский напарник. — На нашу зарплату туда не находишься. А если фирменные коктейли глушить, так за один заход без штанов останешься. А он у них — постоянный клиент! Бармена по имени знает.

— Ну да… Наши люди в булочную… — Бухаров посмотрел на молодого коллегу с сочувствием: — Юрасик, у тебя в голове мозги или кю? Ночным клубом мировую общественность нынче не удивишь. Что-нибудь посерьезней имеется?

— Будет и посерьезнее. Дай срок.

Никифоров отпер сейф, достал оттуда тоненькую папочку и вложил в нее фотографию Быкова.

* * *

Они неспешно брели в сторону выхода. «Искусствовед» продолжал лекцию, вызубренную несколько часов назад, но не избавленную от слов-паразитов.

— Вообще-то, Ван Дейк странным товарищем был. Прикинь, он когда покидал Рубенса, тот позволил ему взять, что нравится. Как лучшему ученику. Имел в виду, конечно, картины. А Ван Дейк присмотрел конягу. Лучшего скакуна из конюшни мастера. Картины-то он и сам нарисует, а конь по тем временам не слабо стоил.

— И в чем странность?

— Ну, как в чем? Представь: тебе предлагают на выбор — картину Рубенса или, скажем, «мерина». Ну, то есть «мерседес». И что бы ты выбрала?

— Ну, наверно, Рубенса…

— Правильно! Это же фламандская школа! Проложила целое направление в живописи. Его часто сравнивают со стилем барокко в архитектуре. — Леха, подобно опытному экскурсоводу, поднял палец вверх. — А тут какая-то лошадь, которую еще и кормить надо. И кто вообще про нее потом вспомнит?

— А я в живописи совсем не разбираюсь. То есть смотреть люблю, а вот определить, чья школа или кто нарисовал, не смогу.

— Я тоже сначала шугался, но потом въехал. Тут, в принципе, ничего сложного нет. Сейчас объясню по ходу. Если на картине голые культуристы — это Микеланджело. Когда темно и все страдают — Тициан. Ежели целлюлит даже у мужиков — это однозначно Рубенс. Много маленьких людишек — Брей… Брей… Гель. Да, Брей Гель. Много маленьких людишек плюс всякая непонятная фигня — тогда Босх. Который, извини, Херонимус… А если просто одна фигня — это Кандинский, — выпалил практически без запинки Леха.

— Да, это жутко интересно… Слушай, Саш, а ты чем занимаешься?

— Вообще-то я Леша…

— Ой, извини… У нас в подъезде парень живет, очень на тебя похож. Так ты чем занимаешься?

— Так… Бизнес у меня.

— Бизнес?.. А ты, случайно, не на машине? Понимаешь, я ногу сильно натерла, и если бы ты меня домой отвез…

— Так нет проблем! Правда… — Быков почесал переносицу. — У меня джип в ремонте сейчас. Амортизаторы меняют… Но ты не переживай! Частника тормознем.

Пока он ловил машину, она осмотрелась. Ни Витьки, ни его приятеля не заметила. Но расслабляться рано. Они наверняка ждут ее возле дома. Значит, новый знакомый не помешает. Подставлять его под раздачу не хотелось, конечно, но своя шкура ближе к телу. Тут уж не до сантиментов, выжить бы.

Тот уже остановил частника и, улыбаясь до ушей, открыл заднюю дверь.

— Прошу!

Дорога к дому обошлась без погонь и перестрелок. Искусствовед, сверкая очками, продолжал что-то вещать про живопись, она слушала вполуха, посматривая назад — не упал ли кто на хвост.

Он заметил ее состояние.

— Проблемы?

— Нет… Все в порядке.

Но все оказалось не в порядке. Совсем не в порядке. Витька, как она и предполагала, караулил возле жилой площади. В машине, вместе со своим приятелем.

— Эй, подруга! Посмотри на меня…

Они перегородили единственную дорожку к подъезду.

— В чем дело?

— Рассчитаться бы, — язвительно улыбнулся Витька. — Поехали, покатаемся!

И схватил Вику за руку.

— Минуту, джентльмены! — из-за спины девушки возник искусствовед Быков. — В чем, собственно, проблема?

— Не твой вопрос. Вали отсюда, пока телескопы не попортили…

— Это не телескопы, а признак ума. Читаю много и вам советую. Отпустите ее, пожалуйста.

Зуев притворно улыбнулся, отпустил Вику. И вдруг нанес очкарику мощный удар в челюсть. Вернее, попытался нанести. Он же не знал, что человеку, чьи руки привыкли к топорам и вилам, кулак — за счастье.