Свидание у Сциллы - Жан-Мишель Риу Страница 9

— Ничего!

Мой крик потонул в гуле толпы улицы Риволи, Я поднял руку, на мой призыв откликнулось такси. На этот раз шофер был один.

В полном молчании мы доехали до улицы Архивов и остановились у дома 78. За деревянными воротами находился мощеный двор. Ребекка жила в старинном монастыре Таллар. Когда-то в нем обитали монахини. Подрядчик превратил монастырь в мирское жилище. Ребекка занимала три кельи сестричек, переделанные в квартиру. Это суровое место очень ей подходило. Здесь, говорила она, чувствуешь себя монашкой, потому что их работа была призванием, а жизнь — жертвоприношением.

Стола у Ребекки не было. Почти повсюду пуфики, книги, а на фоне афганских ковров яркие безделушки и расставленные повсюду свечи: они заглушали запах ладана, пропитавший стены. Низкая мебель была сделана из деревянных ящиков, сохранивших надписи: tea, India, made in Katmandu, silk, flowers, [3]— воспоминания о ее двадцати годах. Ребекка перевалила на пятый десяток в полном одиночестве. Думаю, она была замужем недолго и с тех пор жила только работой. Когда холостая жизнь особенно доставала, Ребекка брала бутылку белого вина и чокалась со звездами, проклиная писанину, укравшую ее лучшие годы. Однако Ребекка лукавила. У нее душа матери-аббатисы, сестры милосердия, поэтому она так предана работе и своим авторам. Жилище в доме 78 по улице Архивов было под стать этой женщине, считающей себя атеисткой.

В этот вечер было японское меню. Ужинали у нее поздно, в десять часов. Ребекка боялась накрывать слишком рано, убеждала приглашенных, что пресс-атташе всегда завалены работой, их донимают телефонные звонки, они все отстают от жизни, а она особенно. Труд пресс-атташе оплачивался плохо, рабочий день ненормирован, единственное преимущество — читать рукописи авторов раньше всех, но и это Ребекка делала позже других, что только прибавляло работы, опозданий и звонков, на которые она не отвечала. Измученная Ребекка плюхнулась на пуфик, набитый шариками, они перекатывались под кожаной обивкой и имитировали шум воды, стекающей с крыши. Ребекка посмотрела на свои мужские часы: пришло время накрывать, чем она и занялась. Теперь можно расслабиться.

— За тебя!

Ребекка приложилась к стакану. Я смело поднял свой, наполненный до краев саке. Из любопытства я в начале вечера сделал выбор в пользу саке и попался, потому что с каждым глотком саке усиливалась жажда. Пришлось запивать белым вином, хотя я понимал, что похмелье будет тяжелым. У меня была веская, но неблагородная причина пить и дальше аперитив, потому что до ужина Ребекка не расспрашивала меня о романе. По давно заведенным правилам, разговор начинался с обсуждения самых разных тем и никогда не останавливался на одной. Я имел право пожаловаться этом видел средство отдалить момент, когда придется отражать шквал ее вопросов.

К одиннадцати часам мы набросились на безвкусные кусочки жареной рыбы, украшенные хлебом, смоченным в пикантном соусе. Настал момент, когда разговор мог сосредоточиться на главном.

— Что это такое? Суши из чего? — Лучше подождать десерта (старые и перезрелые груши, очищенные и покрошенные в кислый сок), чтобы перейти к серьезным вещам. Первое — передача Уисклоса. — Ты слушаешь меня?

Хотя Ребекка прилично выпила, она оставалась в форме.

Ее советы касались манеры держаться в студии и остроумных словечек, которые я должен подбрасывать. Тактика строилась на простом маневре. Мне незачем ждать, когда Уисклос представит мою книгу. Надо только знать других приглашенных (она протянула мне список), прочитать книги, о которых будут говорить (они у нее есть), подготовить критику. Короче, вмешиваться в разговор, особенно если меня не спрашивают. Уисклос, благодарный за это, представит мою книгу прежде, чем подойдет моя очередь. Если повезет, покажет обложку. Необходимо все сделать в самом начале, потому что чем больше проходит времени, тем меньше внимания. Автор, представленный первым, заполучит максимум телезрителей, а они обеспечивают тираж. Автоматически. Ребекка планировала отправить телекопии крупным книжным магазинам, чтобы те поставили книгу в резерв и сопроводили ящики маленькой картонкой: «Показано у Уисклоса». В течение нескольких недель организуют раздачу автографов, лучше всего перед отпусками. Это идеальный вариант. Слухи, пересуды… Каков эффект от таких усилий? Случаи ренессанса уже бывали. Ребекка заставила меня размечтаться. И в моих мечтах, подогретых саке, я видел себя возрожденным автором. Я сглотнул. Моя карьера шла в гору.

— Мы воспользуемся передачей, чтобы заявить о твоей будущей книге. — Последние слова Ребекки медленно доходили до моего сознания, пробиваясь сквозь смесь жареной рыбы и теплого саке. Не зная о моей тревоге, она праздновала победу. — После нашего телефонного разговора я позвонила Уисклосу, сообщила о твоем согласии и, воспользовавшись случаем, замолвила словечко за твой проект. Дьявольская книга. Здорово, да? — Я засмеялся. — Сказала ему, что это секрет, но я его знаю. Он будет тебя расспрашивать. Чтобы подготовить выход новорожденной, ничего лучше и придумать нельзя! — Ее глаза сияли от радости. Она была так довольна, так полна решимости помочь мне. Ребекка приложилась к стакану. — Я ведь могла это сказать, а? У тебя все почти готово, да? — Зазвонил телефон. — Да? — переспросила она, тяжело поднимаясь. — Второй звонок, а я все молчу. — Да?

Должно быть, уже полночь. Ребекка сняла трубку. Улыбка исчезла с ее лица, она побледнела и вскрикнула, зажав рот рукой. С безумным взглядом Ребекка выкрикивала вопросы: как? кто? почему? Потом замолчала, глаза наполнились слезами. Наконец она повесила трубку.

Невзрачная Ребекка вдруг превратилась в хрупкую женщину и стала такой близкой. Плача, она обняла меня.

— Клаус… Клаус Хентц мертв. Убит. — Горе изменило ее голос, напоминающий теперь голос Бибу, любовницы Клауса, придуманной мной в дьявольском бреду. Бибу материализовалась и начала жить. — Почему? — спрашивала Ребекка. — Почему ты убил Клауса, придумав эту историю?

Клаус вышел из театра Ренессанс. Играли «Электру» Жироду. Он хотел остановить такси. Внезапно за его спиной появился мужчина. Прозвучал выстрел, и Клаус рухнул. Он умер прежде, чем подоспела помощь. Убийца? Исчез. Ребекка повторяла то, о чем только что узнала. Театр, убийца, упавший на землю Клаус. Вот и все. Это потрясало, смерть наступила через несколько минут. Кто знал об этом? Кто звонил?

— Поль Мессин, — прошептала Ребекка.

Выстрел вышиб весь алкоголь из головы. Я забыл о Клаусе, о его смерти, о неизбежной печали.

— Как ты узнала? Расскажи! — Она плакала, и слезы стекали на грудь. Я осторожно взял ее за плечи. — Ребекка, пожалуйста.

Она справилась с горем и объяснила.

Калин Семье, шеф-редактор журнала «Чтение», была театре. Она выходила вместе со всеми, когда услышала выстрел и увидела, как упал Клаус. Эта журналистка когда-то работала в одном еженедельнике специальным корреспондентом и сохранила нюх на сенсации. Убийство Хентца было сенсацией. Несмотря на позднее время, Семье позвонила Мессину домой (ах, какая хорошая привычка записывать все номера телефонов). Она хотела предупредить его и особенно (ремесло обязывает) понять его первую реакцию. Колебаться? Не тот случай. Она вежливо попрощалась. Расчет был на быстроту действий.