Смертельные чары - Владимир Колычев Страница 9

Только Гоша больше тянулся к родному отцу. И он первый выскочил из калитки навстречу Старостину. Уши оттопырены, улыбка во весь рот. И прыгнул так высоко, будто собрался с ногами запрыгнуть на шею отцу.

– Папка!.. – звонко закричал он, обнимая Федора. – А у меня ни одной тройки за год!

– Поздравляю! Подарок за мной!

– А мы с мамой уже ездили за подарком!

– Когда?

– В воскресенье! Мы с ней аж в Москву ездили!

– Рано выехали?

– Это что, допрос? – спросила подошедшая Валентина.

Располнела она за последнее время. То ли работы у нее мало, то ли по женской части затяжелела. Может, блеснул ее старый хрыч мужской силой, а может, просто обленилась Валентина на сытых харчах? Да и зачем ей напрягаться, когда в доме есть экономка и горничная.

Но даже располневшая, выглядела она очень хорошо. Когда-то первой красавицей на деревне была. Да и сейчас мужики на нее заглядываются… Большие глаза, точеный носик, пухлые губки, грудь пятого размера… Федор с удовольствием вспомнил, как сломал Шадрину челюсть. С горьким удовольствием.

Он ничего не сказал. Несколько раз подбросил сына высоко в воздух, а затем отправил во двор дома:

– Гоша, пойди погуляй, нам тут с мамкой посекретничать надо.

– Только недолго! – убегая, крикнул мальчишка.

– Быстро же ты от Гошки избавился, – с насмешливым упреком заметила Валентина.

– Да нет, не избавился. Просто ты глупости сейчас начнешь говорить.

– Глупости? Какие глупости? – с язвительным удивлением спросила она.

– Ну, что Голикова от меня шла…

– А разве нет?

– С чего ты взяла, что от меня?

– А ты хочешь передо мною оправдаться? – В ее голосе звучало ехидство, но вместе с тем и желание услышать «да» на свой вопрос.

– А вдруг?

– Мне, вообще-то, все равно!

– Когда ты видела Голикову?

– А почему так официально? Надя ее зовут. Ты же так ее называешь?

– Ты видела ее в воскресенье?

– Да, видела. От моста шла. Увидела меня, отвернулась, руку ко лбу приложила, как будто на реке что-то заметила. Только меня не обманешь.

– Она обмануть тебя хотела?

– Ну, она же знает, что я твоя жена.

– Бывшая жена.

– Это не важно, – вдруг смущенно отвела в сторону взгляд Валентина.

Важно это. Очень важно. Если вдруг у нее возникнет желание вернуться к мужу, то Федор обратно ее не примет. Исключено… Любил он Валентину, но не настолько, чтобы прощать. Когда-то любил…

– Значит, она увидела тебя и отвернулась?

– Да, отвернулась… Она же от тебя шла? – пытливо и даже со злостью посмотрела на него Валентина.

– С чего ты взяла?

– Я видела, как ты вчера вокруг нее крутился. Машина твоя возле ее дома стояла, – в ее голосе прозвучала обида. – Когда ты от нее уехал?

– Я и сейчас к ней поеду.

– Скатертью дорога! – Валентина вдруг резко повернулась к нему спиной.

– Ты что, ничего не знаешь?

– Знаю! Катька мне говорила! Говорила, что ты про нее выспрашивал. Ну да, баба она видная…

Старостин знал, о какой Катьке шла речь. Катерина Урицкая – его троюродная сестра и домработница Голиковой. Он действительно спрашивал у Катерины про Надежду Максимовну, и там был не только служебный, но и чисто личный интерес. А Катерина не дура, все поняла. Язык за зубами она держать умеет, но Валентине сболтнуть могла, потому что дружили они.

Катерина действительно заболела, простуда у нее сильная. Да и о том, что Голикова овдовела, она узнала только вчера, так что не успела поделиться с Валентиной. Поэтому та и не знала, зачем Федор был вчера у Голиковой.

– Видная баба, – кивнул Старостин. – И богатая. А еще вдова.

– Да нет, тут ты не угадал, – съехидничала Валентина. – Муж у нее есть.

– Был муж. Мы его вчера мертвого нашли.

– Мужа ее нашли?! – шлепнула себя по щекам Валентина. – Мертвого?!

И глаза у нее загорелись, как у деревенской бабы, сгорающей от нетерпения пустить сплетню по кругу. Только в деревню ей бежать смысла нет: там все уже всё знают. Это здесь, в элитном поселке, трезвонить не принято. Наверное.

– Теперь ты понимаешь, что делал я вчера у Голиковой?

– Понимаю, – кивнула она.

– Значит, в воскресенье утром ты видела Голикову?

– Да, видела…

– От моста она шла?

– От моста.

– Из деревни?

– Из деревни.

Машину нашли на левом берегу реки, если Голикова шла от нее, то в деревню заходить не стала бы.

– Ты видела, как она мост переходила?

– Мост переходила? Нет, не видела, чтобы она мост переходила.

– Может, со стороны Замятска шла?

– Ну, может быть… Она такая вся помятая была, как будто ее черти всю ночь по кустам таскали.

– И ты подумала, что этот черт – я, – усмехнулся Старостин.

– Ну, я машину твою возле ее дома видела. Баба она, в общем-то, холостая. Муж сам по себе… Он что, сам умер?

– Потом расскажу… Ничего, если я Гошку на выходные к себе заберу?

– Опять матери отдашь?

– Ну, если работы не будет, то нет.

– Хорошо, я сама привезу…

– А твой старый хрыч не заревнует?

– Не заревнует… Как ты сказал? Мы же договаривались!

Действительно, Валентина просила его не называть Шадрина старым хрычом, и он даже дал ей обещание.

– Как он там, песок не сыплется?

– Федя! – возмущенно протянула она.

Но вместе с осуждением в ее взгляде он видел и насмешку. Над Шадриным насмешку… Несладко ей живется с новым мужем. Кормят сыто, но старость его ей не в радость. Сама она в этом не признается, да Федору это не нужно. Все равно к прежней жизни возврата уже не будет. Даже Гоша не заставит его вернуться к бывшей жене…

Палец уже устал давить на кнопку звонка, но никакой реакции. Неужели сбежала Голикова?

В принципе, ничего страшного в этом нет. Бегство – это признание своей вины. А поскольку прямых улик пока нет, то это неплохой повод прижать Голикову к стенке. Если, конечно, получится ее найти…

И все равно неприятно. Очень неприятно. Старостин должен был всего лишь присматривать за ней, а не охранять и тем более содержать под стражей, но уже кошки на душе заскребли…