Обманщик - Фредерик Форсайт Страница 9

Рената спала в первой спальне, а вторая, большая, была ее рабочим местом. Она была отделана звуконепроницаемыми материалами: замаскированные обоями пробковые пластины закрывали все стены, и даже дверь с двойными стеклами была толсто обита изнутри. Из спальни не доносились звуки, которые могли бы потревожить или насторожить соседей – это и нужно было Ренате. Дверь в эту спальню была всегда закрыта.

В большом коридорном шкафу висели только несколько плащей и обычная зимняя одежда. Зато гардеробы в рабочей спальне были набиты разнообразнейшей экзотической одеждой. Здесь можно было найти полную экипировку школьницы, прислуги, невесты, официантки, няни, медсестры, гувернантки, школьной учительницы, стюардессы, женщины-полицейского и даже формы времен гитлеровской Германии; надзирательницы концлагеря, гитлерюгенд-фюрера или молодой нацистки. Тут же были менее экзотические детали туалета из кожи или синтетики: высокие сапоги, накидки и маски.

В выдвижных ящиках находилась, правда, в более скудном ассортименте, одежда для тех клиентов, которые с собой ничего не приносили, например форма бойскаута, школьника или лохмотья римского раба. Наконец, в углу стояли пыточный табурет, колодки и сундук с цепями, наручниками, ремнями, хлыстами и прочим инвентарем, необходимым для сцен наказания рабов и прочих непокорных.

Рената была отличной проституткой, во всяком случае, она пользовалась успехом. Многие клиенты навещали ее регулярно. Неплохая актриса – проститутка обязана быть актрисой хотя бы в какой-то мере, – она легко и убедительно входила в ту роль, которая нравилась клиенту. Тем не менее, какая-то часть ее мозга всегда оставалась независимой, она лишь наблюдала, все замечала, всех презирала. В работе ее ничто не трогало – во всяком случае, ее личные вкусы были совершенно другими.

Она занималась своим бизнесом три года, а еще через пару лет, заработав изрядное состояние, собиралась все бросить и уехать куда-нибудь далеко-далеко, чтобы там жить на проценты.

В тот день в дверь неожиданно позвонили. Рената встала поздно и была еще в неглиже. Она нахмурилась; клиент должен приходить только в назначенное время. В глазок она увидела искаженную, как в аквариуме, взъерошенную седую шевелюру Бруно Моренца, ее попечителя из Министерства иностранных дел. Она тяжело вздохнула, но тут же, собравшись, лучезарно улыбнулась, всем своим видом выражая радость, и распахнула дверь:

– Бруно, дорого-о-ой…

* * *

Двумя днями позднее Тимоти Эдуардз пригласил Сэма Маккриди на ленч в лондонский клуб Брукса, что на улице Сейнт-Джеймс. Эдуардз был членом нескольких аристократических клубов, но обедать предпочитал у Брукса. Здесь всегда была возможность как бы случайно столкнуться и обменяться ничего не значащими любезными фразами с Робертом Армстронгом, секретарем кабинета министров, который считался одним из наиболее влиятельных людей в Великобритании. Все были уверены, что именно он является председателем комиссии из пяти «мудрецов», которая когда-нибудь станет выбирать нового директора Интеллидженс Сервис и представит его кандидатуру на утверждение Маргарет Тэтчер.

Лишь за кофе в библиотеке под портретами денди эпохи Регентства Эдуардз приступил к делу.

– Сэм, как я уже говорил, все очень довольны, действительно, очень довольны. Но, Сэм, наступает новая эра. Эра, лейтмотив которой можно обозначить словами «по правилам». Использование старых методов, связанных с нарушением законов и правил, должно быть… как бы это выразиться… ограничено?

– Ограничено – самое подходящее слово, – согласился Сэм.

– Хорошо. Далее, полистав документы, нетрудно заметить, что вы еще содержите, вероятно, на всякий случай, несколько агентов, которые на самом деле давно перестали приносить пользу. Возможно, это просто старые друзья. Ничего страшного, если только они не окажутся в щекотливом положении… Если только их не раскроют собственные службы безопасности, и это не создаст для нас массу проблем…

– Каких, например? – уточнил Маккриди.

С документами всегда одна и та же беда: они в любое время доступны для контроля. Только ты заплатил кому-то за услугу, как в папке появляется платежный документ. Эдуардз перестал ходить вокруг до около.

– Я имею в виду Полтергейста. Сэм, я не понимаю, как до сих пор никто не обратил на это внимания. Полтергейст – штатный сотрудник западногерманской разведывательной службы. Если в Пуллахе узнают, что он работал на вас, разразится колоссальнейший скандал. Мы не должны, повторяю, не должны вербовать агентов из числа сотрудников дружественных служб. Это даже не обсуждается. Отделайтесь от него, Сэм. Прекратите любые выплаты. Немедленно.

– Он мой друг, – возразил Маккриди. – Мы давно работаем вместе, с того времени, когда еще не было «Берлинской стены». Он сделал для нас очень много полезного, выполнял опасные поручения, а тогда нам позарез были нужны опытные люди. Нас застали врасплох, у нас не было никого или почти никого, кто мог бы проникать через стену.

– Сэм, это не предмет для дискуссий.

– Я доверяю ему, он – мне. Он никогда меня не подводил и не подведет. Такие отношения не купишь ни за какие деньги. На это уходят годы и годы. Наша небольшая плата – это ничтожная цена.

Эдуардз встал, поставил бокал с портвейном, вытащил из рукава носовой платок и осторожно промокнул губы.

– Избавьтесь от него, Сэм. Боюсь, мне придется подчеркнуть, что это не совет, а приказ. Полтергейст должен исчезнуть.

* * *

Та неделя приближалась к концу. Майор Людмила Ваневская вздохнула, потянулась и откинулась на спинку кресла. Она так устала. Это была очень долгая работа. Она потянулась за пачкой «Мальборо» советского производства, заметила, что ее пепельница полна, и нажала на кнопку.

Из приемной тотчас появился молодой сержант. Ваневская молча показала на переполненную пепельницу. Сержант взял пепельницу, вышел и через несколько секунд вернулся с чистой. Ваневская кивнула. Сержант ушел, плотно прикрыв за собой дверь.

В ее кабинете не принято было болтать или шутить – так Ваневская действовала на людей. Прежде некоторые молодые самцы, обратив внимание на коротко стриженую яркую блондинку в зеленой форме, попытали счастья. Не выгорело. В двадцать пять лет она вышла замуж за полковника и развелась с ним три года спустя: его карьера застопорилась, а ее только начиналась. В тридцать пять она уже не носила форму, а предпочитала строгие черно-серые костюмы и белую блузку с большим галстуком-бабочкой.

Если кто-то еще и думал о Ваневской как о женщине, то лишь до тех пор, пока не сталкивался с холодным, отрезвляющим взглядом ее голубых глаз. Даже в КГБ, никогда не славившемся изобилием либералов, майор Ваневская слыла фанатиком, а фанатизм всегда отпугивает.

Фанатизм Ваневской был связан с ее работой, точнее – с поимкой предателей. Будучи убежденной коммунисткой, не допускавшей и тени сомнения в справедливости коммунистической идеологии, она посвятила свою жизнь непримиримой борьбе с изменниками родины. Их она ненавидела всей душой. Ваневской удалось добиться перевода из Второго главного управления, которое занималось писателями и поэтами, сочинявшими антисоветские стихи, или недовольными рабочими, в независимое Третье главное управление. Здесь занимались высокопоставленными, а потому более опасными предателями – конечно, если они на самом деле были предателями.