Ночь последнего дня - Татьяна Полякова Страница 9

— Я беру, потому что не могу купить. Когда я станузарабатывать, буду помогать бедным и все верну.

— А если поймают? — с сомнением спрашивала я.

— Пусть попробуют, — беспечно отвечала Машка.

Я в ней очень нуждалась, хотя со стороны это, должно быть,выглядело иначе: Машка перебралась к нам с молчаливого согласия моего отца. Онаносила мои тряпки, я помогала ей делать уроки и незаметно совала деньги накарманные расходы. В сущности, тогда я была очень одинока, так чтонеудивительно, что Машка стала для меня сестрой и самым близким человеком. Послесмерти мамы отец замкнулся в себе, молча переживая свою утрату. Он хмурился,когда я заговаривала о маме, и вскоре мы вообще перестали говорить. Двастрадающих человека в большой квартире наедине со своей болью. Конечно, онлюбил меня, но собственные страдания поглощали его целиком, так что для меняместа почти не оставалось. Он много работал, и мы даже виделись не часто.Ребенком я была беспроблемным, училась хорошо, занималась балетом и музыкой,отец искренне верил, что, дав мне денег и сварив кастрюлю щей на всю неделю,отцовский долг выполнил.

Ту первую зиму мы с Машкой были абсолютно счастливы.

В жизни отца появилась женщина, он этого почему-то стыдилсяи, собираясь на свидание, что-то неумело врал, отводя взгляд. Машка егорассекретила, я вознамерилась поговорить с отцом, что, мол, не возражаю и,напротив, рада, но ответом мне было ледяное молчание, и я сбилась где-то насередине фразы. И мы продолжили свою прежнюю жизнь: отец вроде бы сам по себе,а мы с Машкой сами по себе. А потом пришла весна, и вместе с ней первая любовь.Девочки моего тогдашнего возраста влюбляются просто потому, что время настало,для этого вовсе не надо, чтобы объект их страсти отличался какими-либоособенными достоинствами.

Я влюбилась в Пашку до того, как впервые его увидела, чему,разумеется, немало способствовала его репутация сердцееда. Надо сказать, внашем районе он был личностью известной. Красавец, умница, он налево-направосорил деньгами, происхождение которых было окутано тайной. Он окончил спецшколуи свободно говорил по-французски, в то время как большинство штудировалианглийский, любил в разговоре ввернуть французские словечки и успешно копировалманеры Алена Делона, которого боготворил, правда, тайно. За что и заработалпрозвище Француз.

Как-то майским вечером мы сидели с Машкой в парке и читалистихи Марины Цветаевой, которую я тогда обожала. Стемнело, мы таращились назвезды и принялись мечтать. Особой оригинальностью наши мечты, естественно, неотличались. Тут мимо прошла компания парней, нас они не заметили, к чему мы ине стремились, зато я обратила внимание на парня, задававшего тон в ихразговоре. С веселым цинизмом он разглагольствовал о смысле жизни, а меняпоразил его голос. Голос действительно заслуживал внимания — низкий, схрипотцой (думаю, Пашка усердно над этим работал), он проникал в душу иустраивался там с удобствами. Я слушала, млея и глупея одновременно, а когдапарни прошли и голос стих, Машка, понаблюдав за моей идиотски мечтательнойфизиономией, сказала:

— Француз.

— Что? — спросила я, выходя из транса.

— Этот парень. Кличка у него Француз. Страшныйвыпендрежник и задавала. Девки на него вешаются, а он только посмеивается — Аимя у него есть?

— Конечно. Пашка Тимофеев. Он в спецшколе учился, насна четыре года старше. Все девчонки от него без ума.

— А как он выглядит? — спросила я, потому что втемноте не очень-то его разглядела.

— Ален Делон. Нет, серьезно, ты фильм видела «Рокко иего братья»?

— Ну…

— Вот. Здорово похож. В «Колизее» старые фильмы крутят,так мы по пять раз на этот фильм ходили, и все сошлись во мнении, чтопрактически одно лицо.

— Глупости, — отмахнулась я.

— А вот и нет, — обиделась Машка.

С того вечера мысли о Французе прочно обосновались в моейголове.

Весь следующий месяц дня не проходило, чтобы кто-то ненапоминал мне о нем, все точно сговорились. Меня распирало от любопытства, ивместе с тем я испытывала страх: к тому моменту создав в воображении некийобраз, я боялась встретиться с оригиналом и разочароваться.

На меня напала меланхолия, я бродила в парке, надолгозамолкала, а Машка брела рядом и вздыхала, изо всех сил мне сочувствуя. Нашезнакомство с Пашкой произошло только в августе. Мы вернулись из Турции (отецотправил нас туда со своей двоюродной сестрой) и, щеголяя умопомрачительнымзагаром, шли по улице, уплетая мороженое. И вдруг рядом остановилась машина, икто-то весело спросил:

— Девчонки, не хотите покататься?

Разумеется, мы не хотели. Мы даже реагировать не собиралисьна это предложение до тех самых пор, пока Машка вдруг не шепнула:

— Француз.

Я повернула голову, рядом с водителем, парнем лет двадцати,сидел объект моего вожделения и улыбался. Особого сходства с Делоном я все жене обнаружила, но с готовностью признала: Пашка исключительно красивый пареньНаверное, я бы впала в столбняк, если бы Машка не ткнула меня локтем в бок. Яожила, нахмурилась и ответила, кляня себя на чем свет стоит:

— Мы не катаемся с незнакомыми.

— Так давайте познакомимся, — резонно предложилПашка, весело глядя на меня и сверкая улыбкой.

— Как-нибудь в другой раз, — ответила я, едва несвалясь в обморок.

Мы отправились в сторону дома, а новенькая иномарка на малойскорости ползла за нами, и парни по очереди предлагали нам одуматься. Когда мыюркнули в подъезд, я смогла дышать и даже начала различать окружающие предметы.Машка постучала пальцем по моему лбу и спросила с укоризной:

— Он тебе нравится или нет?

— По-твоему, мы должны были поехать?

— А что такого?

— Ничего, — буркнула я и замолчала.

— Не пойму я тебя, — канючила расстроеннаяМашка. — То ты хочешь с ним познакомиться, то бежишь от него, какошпаренная. Когда еще выпадет такой случай?

Случай выпал на следующий же день. Мы сидели в кафе подоткрытым небом, Машка строила планы, где и как мы могли бы встретиться с Французом,и тут в досягаемой близости возник он сам и, улыбаясь широко и лучезарно,направился к нашему столику.

— Привет, — сказал он, без приглашения устраиваясьрядом. — Ты сказала «в следующий раз». По-моему, сейчас самое подходящеевремя.

— Это Юля, — поспешно ответила Машка, боясь, что яопять начну валять дурака. — А я Маша.