Фильма пятая. Фильма шестая - Борис Акунин Страница 9

Начала было рассказывать – самое интересное: про сумасшедшееплавание через зимнее штормящее море, но Шура нетерпеливо оборвала:

– Эту эпику я в газетах прочла. Ты давай про дело. Что замолодец тебя доставил? Хорош собой? Из каких?

Порозовев, Лидия Сергеевна отвечала – сдержанно:

– Не из каких. Простой сибирский промышленник, такойнастоящий русак.

И не выдержала. С кем и поделиться, если не с Шурой.

– Знаешь, Шурочка, я, кажется, полюбила.

Ее лицо из розового стало почти пунцовым, счастливым.

– Та-ак, – протянула подруга и хищно подалась вперед. – Было?

– О чем ты?

Взгляд Лидии Сергеевны стал смущенным. Все-таки Шура сгодами сделалась совсем sans vergogne. [8]

– Не придуривайся. Было, да?

Потупилась, кивнула.

– Лихо! – взвизгнула Мягкая, употребив словечко из ихдевичьего прошлого. – Красавчик, да?

– Скоро сама увидишь.

– А лет ему сколько?

– Тридцать – тридцать пять.

Тут Шура окончательно раззавидовалась, изобразила тревожноесомнение.

– Ох, Верейская, а он часом не до твоих денег добирается?

– Что ты! – торжествующе улыбнулась княгиня. – Эмиль богачеменя. У него где-то там, – она махнула в сторону набережной, – за Байкаломзолотые рудники.

Больше пооткровенничать не успели, потому что часы пробилисемь раз, и вскоре уже прибыли первые гости. К Верейской полагалось приходитьпо-английски: вовремя.

Вечер начался просто триумфально. Сколько было возгласов,поцелуев, прочувствованных речей! Как же она истосковалась в кошмарном Бинце понормальной жизни, по шуму, по своим.

Всё было почти как прежде. Разве что большинство мужчинпришли не в статском (у Верейской принимали просто – не в пиджаках, конечно, нои не во фраках), а в разных военных и полувоенных мундирах.

Скоро гости разделились на группки и кружки, прислугаразносила «хвосты» и закуски. Лидия Сергеевна, как водится, перемещалась посалону, всюду выслушивая приятные слова и ахая по поводу новостей. Но всё чащепоглядывала в сторону прихожей.

Наконец выглянул дворецкий и дал знак – подергал себя забакенбарду.

Княгиня вспыхнула, но, прежде чем идти встречать,остановилась перед зеркалом. Оглядела себя придирчивым, безжалостным взглядом:морщинки, несносные обвислости. Ах, не надо было надевать платье с открытойшеей! Полно, да любит ли он меня, подумала Лидия Сергеевна, но вспомнилавсякое-разное – раскраснелась. Любит, безусловно любит! Возможно, не столькоее, сколько громкий титул – мужчины так падки на погремушки. Но разве это стольуж важно? Титул, имя, порода – это ведь тоже настоящее, свое собственное, некраденое. Не важно, за что! Главное, что любит!

Лакей помогал припозднившемуся гостю снимать бобровую шубу ссуконным верхом. Румяный с морозца мужчина, которому очень шла светлая бородка,сунул человеку кожаную папку («Подержи-ка»), поправил шелковый галстук,заколотый алмазом. Острый взгляд пробежал по вешалке, высматривая шинели сгенеральскими погонами. Таких было несколько, но нужной не обнаружилось.

Забрал папку, сунул лакею банкноту.

Тот стал отказываться:

– Что вы, у нас не заведено.

Но, рассмотрев цвет бумажки, принял ее с поклоном.

– Скажи-ка, а пришел ли… – начал мужчина, но не закончилвопроса.

Из коридора на него смотрела горничная в воздушной наколке ибелейшем кружевной фартуке.

– Ты что, Зина?

Он подошел к девушке.

– Я ничего-с… – Она оглянулась и быстро: – Емельян Иваныч, аТимофей Тимофеич здоровы? Их ни вчера, ни третьего дня не было.

– Здоров. Что ему, дубине, сделается? Внизу, в автомобилесидит.

– Он не дубина! – сердито воскликнула девушка. – Онконтуженный!

И вдруг исчезла. По коридору, шелестя шелками, шлаВерейская.

Стремительно и страстно она припала к груди Базарова – насекунду. Сказала:

– Идите, мой герой! Пусть они на вас посмотрят.

– Ваша кузина с мужем здесь? – спросил он. – Помните, япросил, чтобы вы их непременно позвали.

Он окает, – подумала Лидия Сергеевна. – Странно, что яраньше не обращала внимания. Заметила по контрасту с нашими петербуржцами.Ничего, это даже стильно.

– Конечно, помню. Разве могла я забыть, если вы попросили?Вы хотите поговорить с Вольдемаром о вашем проэкте. Леночка сказала, чтоприведет своего бирюка, но они опоздают. У него какие-то служебные дела. – Онапоправила возлюбленному галстук. – Вы сейчас окажетесь в центре внимания. Несмущайтесь.

– На медведя ходил – и то не смущался, – проворчал сибиряк,следуя за хозяйкой.

– Господа, вот мой спаситель! – громко объявила княгиня спорога. – Емельян Иванович Базаров. Любите и жалуйте. На таких людях вся Русьдержится.

Под взглядом чуть не сотни глаз он сдержанно поклонился.Лидия Сергеевна вздохнула с облегчением: он был положительно хорош. В осанке ипоклоне чувствовалась неброская, истинно русская сила.

Все смотрели на него с улыбкой, ладони исполнили ритуальную,почти беззвучную имитацию рукоплесканья. Тогда вновьприбывший поклонился ещераз, с комической преувеличенностью. Улыбки стали шире. Понравился, он нашимпонравился, успокоилась Верейская и слегка подтолкнула Базарова в локоть.

– У меня всё без церемоний. Кто не знаком, представляются сами,попросту. Общайтесь, здесь много очень интересных людей.

Что правда, то правда. Интересных людей в салоне у еесветлости было предостаточно: государственные люди, думцы, несколько видныхпублицистов. Праздной светской болтовни почти не слышалось.

Емельяну Ивановичу здесь всё было любопытно. Он немногопослушал подле кружка генштабистов – говорили о новинке стратегической мысли:совместных действиях с фронтами союзников.

Переместился к журналистам, возмущавшимся бесстыдствомцензуры.

Наконец, застрял вблизи камина, где спорили о Страннике (такназывали любимца царской семьи, простого мужика, то ли шарлатана, то личудотворца, о котором судачила вся Россия).

Всякий раз собеседники приветливо принимали в свой кругспасителя хозяйки, произносили комплименты и тут же о нем забывали, а самЕмельян Иванович в разговоры не вмешивался. Он так и заявлял: