Смерть ради смерти - Александра Маринина Страница 9

– На ближайший Совет я не успеваю, а следующий первогомарта, хочу на него успеть.

– А почему на ближайший не успеваешь?

– Да с перепечаткой застрял. Машинистка приболела, нообещает за десять дней напечатать весь текст вместе с авторефератом. Если неподведет, то десять дней, плюс день вычитать опечатки и проверить формулы, плюсеще день, чтобы все поправить, и сдавать ученому секретарю нужно как минимум занеделю до Совета. Итого – двадцать дней. А ближайший Совет – через две недели.

– Но к следующему точно успеваешь? Ты не забыл, что вплане работы Института твоя защита предусмотрена во втором квартале? Чтобызащититься до конца июня, ты должен обязательно успеть пройти Совет первогомарта. Пока будут тиражировать автореферат, месяц пройдет. Пока его разошлют дапока отзывы придут… Какая у тебя будет ведущая организация?

– Новосибирский Институт.

– Ого! Тебе надо брать командировку в Новосибирск ивезти туда диссертацию самому, иначе ты отзыв прождешь до второго пришествия.Туда почта будет идти месяц, а то и больше, если вообще не потеряется, иобратно столько же. Давай созванивайся с Новосибирском, заявляй командировку вплан на второй квартал, и прямо в начале апреля дуй за отзывом.

– Спасибо, – от души поблагодарил егособеседник. – Хорошо бы, все прошло без срывов.

– А каких это срывов ты боишься, интереснознать? – недобро улыбнулся он.

– Ну, мало ли. Машинистка руку сломает. Ученыйсекретарь попадет в больницу с инсультом. Разобьется самолет, на котором яполечу в Новосибирск. Вот так планируешь, планируешь и не знаешь, гдеспоткнешься, где судьба тебе веревочку поперек дороги натянула.

– Что за пессимизм! – укоризненно воскликнулон. – Бомба дважды в одно место не падает, ты же знаешь. А в запискеничего не было, я проверял. Так что успокойся и не нервничай.

Он быстрым шагом вышел из лаборатории и мысленно похвалилсебя за то, что выработал правило, согласно которому старался не общаться сколлегами в своем кабинете, а предпочитал навещать их на рабочих местах. Онхотел оставить за собой свободу маневра и возможность прервать разговор в любоймомент и выйти из помещения. Беседуя с сослуживцами в своем кабинете, он эту свободутерял. Не выгонять же людей. И рот им не заткнешь, когда они начинают ныть ижаловаться или – еще хуже – сплетничать. Он этого терпеть не мог. Впрочем, еслибыть объективным, то следует признать, что он вообще терпеть не мог людей. Людиего раздражали. Они казались ему недалекими, мелкими, сварливыми, мерзкими всвоей слабости и жадности, смешными до отвращения в своих глупых переживаниях.Если бы его спросили, чего он хочет больше всего на свете, он бы ответил, чтохочет жить в полном одиночестве, никого не видеть и ни с кем не общаться. И былбы при этом совершенно искренним.

Из задумчивости Настю Каменскую вывел настойчивый телефонныйзвонок.

– Аська, ты не забыла, что я тебе обещал сегодняторжественный ужин?

Это звонил Алексей Чистяков, Настин друг с незапамятныхвремен, а на протяжении последних четырнадцати лет – ее любовник ипотенциальный жених, выходить замуж за которого она отказывалась все эти годы снепонятным, но завидным упорством. Периодически, примерно раз в год, он навсякий случай спрашивал, не передумала ли она, хотя прекрасно знал, что услышитв ответ одно и то же:

– Нет, Лешик, я не передумала, зачем нам жениться?Разве нам и так плохо? Мы же проводим вместе столько времени, сколько хотим.Если мы поженимся, ничего не изменится, ты будешь заниматься своей работой вЖуковском, я – своей, а сливаться в экстазе мы все равно будем только повоскресеньям.

Алексей не находил эти доводы убедительными, но и настаиватьне хотел. Он просто решил взять свою подругу измором и с тех пор, как приобрелавтомобиль, стал приезжать к ней не только на выходные, но и посреди недели,оставаясь у нее по нескольку дней подряд. Насте это не мешало, потому чтоприходила она поздно, а готовил Лешка ух как здорово!

Услышав в трубке его голос, она слегка напрягла память иприпомнила, что он, действительно что-то говорил вчера про торжественный ужин,но, убей бог, она не могла взять в толк, по какому поводу.

– Я все купил, сейчас подъеду к тебе за ключом, –сказал он весело. – Чтобы к твоему приходу все было готово.

Оставшуюся часть дня Настя перебирала многочисленные листкии блокноты на своем столе, отбирая то, что возьмет с собой домой навоскресенье. Утром ей позвонил Ольшанский и попросил проанализироватьинформацию о жизни и характере Галактионова, чтобы понять, мог ли он в принципесовершить такой некрасивый поступок, как отдать тайну усыновления практическипервому встречному – знакомому мастеру из автосервиса, вместо того чтобы либоодолжить ему денег, либо отказать. У следователя все еще сильны были подозрения,что Лыков врет и тайну раскрыл ему вовсе не покойный Галактионов.

Весь последний год она боялась встречаться с Ольшанским иразговаривать с ним. Год назад у них произошла настоящая трагедия. Ее коллегаВладимир Ларцев, оставшийся вдовцом и имеющий на руках одиннадцатилетнюю дочку,поддался на шантаж и угрозы причинить девочке неприятности и стал оказыватьуслуги некоей криминальной структуре. Работая с Ларцевым по одному убийству,Настя заподозрила неладное и сказала об этом Ольшанскому, который был сЛарцевым дружен. Узнал об этом и полковник Гордеев. Им всем было жалко своеготоварища, все они хотели смягчить ситуацию, помочь ему, не обидеть, а главное –не навредить ребенку, которого к моменту кульминации преступники простопохитили, поставив перед беднягой Ларцевым дилемму: или он заставляетстроптивую Каменскую делать то, что нужно, или прощается с дочерью навсегда.Каким образом можно заставить Настю делать то, что нужно, они не объяснили,выдав ему карт-бланш на любые действия вплоть до ее убийства. И даже в этойситуации все продолжали жалеть Ларцева и сочувствовать ему. А кончилось всетем, что он получил тяжелое ранение в голову, еле-еле выжил, был комиссован изорганов милиции по инвалидности и теперь сидел дома, иногда подрабатывая на жизньчастной юридической практикой, но в основном лежа на диване и корчась отневыносимых головных болей и сводящих всю правую половину тела судорог. Настепочему-то казалось, что Ольшанский во всем винит ее. Ей и самой иногдаказалось, что трагедию можно было бы предотвратить, если бы она плюнула на тоубийство и не стала соваться туда, куда не нужно. Ну, было бы одним нераскрытымубийством больше. Зато Володька был бы здоров.

Иногда ей казалось, что и сам Ольшанский избегаетвстречаться с ней. Ведь он-то первым заметил, что с его другом что-топроисходит, потому что Настя подключилась к тому делу намного позже. Значит, ина нем есть часть вины. А может, прав Юрка Коротков, не надо себя грызть, тутвообще ничьей вины нет?

Как бы там ни было, Настя никоим образом не хотела обострятьотношения со следователем Ольшанским. Нужно как можно меньше с ним общаться икак можно лучше выполнять все его поручения. Тем более, кто знает, может быть,история с усыновлением прольет хоть какой-нибудь свет на убийство Галактионова.