Черная магнолия - Иван Любенко Страница 9

Разведывательная служба Британии официально получила свой статус всего три года назад. Чувствовалось, что война с Германией не за горами. Немцы желали потеснить англичан в колониях и не скрывали агрессивных намерений. В прошлом году, находясь на дипломатическом приеме, Менсфилд лично слышал, как германский посол в Лондоне Вольф-Меттерних заявил помощнику статс-секретаря по иностранным делам сэру Артуру Никольсу буквально следующее: «Между 1866 и 1870 годами Германия сделалась великой державой, но побежденная ею Франция и Англия поделили между собою мир в то время, как Германия получила одни крохи. Теперь настала для Германии минута предъявить свои законные требования». Да и перехваченная тогда же телеграмма русского посла в Лондоне, графа Бенкендорфа, свидетельствовала о том, что к осени Германия потребует от Франции территориальных уступок в Северной Африке. Так и случилось. После нескольких воинственных демаршей в октябре 1911 года обе стороны подписали Марокканское соглашение, по которому Германия признавала особые права Франции на Марокко, но взамен Париж согласился расстаться с частью своих владений на этом континенте. Теперь на пути дальнейшей немецкой экспансии стоял только Лондон.

Но если народ Германии так хочет войны, то пусть воюет с Россией, а не с Британией. И для этого есть все условия: на Балканах разгорается конфликт Сербии, Черногории, Болгарии и Греции с Турцией, уже втянутой в войну с Италией. Газеты ежедневно сообщают, что турецкие части панически оставляют окопы, стоит лишь появиться в небе дирижаблям-бомбометам. Что и говорить, задача, поставленная правительством ведомству Камминга, была непростой — любой ценой втянуть Россию в конфликт на Балканах. В таком случае на помощь османам немедленно придет Австро-Венгрия, а с ней и Берлин. Стало быть, Россия и Германия увязнут в бесконечном самоубийственном конфликте.

И все складывалось как нельзя лучше: Великий князь Николай Николаевич уже почти убедил своего царствующего племянника, что война России сейчас необходима; с ее помощью удастся не только объединить нацию вокруг Государя, но и выполнить историческую миссию — вернуть Константинополь в лоно христианства. И в тот момент, когда император уже был готов выступить на стороне Балканского союза, появился этот неграмотный сибирский мужик — Григорий Распутин. Вот уж действительно от русских можно ожидать чего угодно!

Однако теперь предстояло его убрать, но сделать это необходимо так, чтобы на Лондон не упала даже тень подозрения. Кандидатов на проведение операции было несколько, но агент Донн считался лучшим, и потому можно было не сомневался в успехе, если бы не новое обстоятельство…

Камминг вновь пошел к столу и уже в который раз стал вчитываться во вторую часть секретного послания: «Возникли непредвиденные трудности. В Ялте находится бывший русский агент, в прошлом выдававший себя за подданного Австро-Венгрии. Он был ранен мною в Стамбуле в июне 1905 года, тогда ему удалось перехватить личное послание премьер-министра А. Бальфура нашему представителю на переговорах с Россией по разграничению сфер влияния в Персии. Его имя — Клим Ардашев. В настоящее время он вышел в отставку и является присяжным поверенным Ставропольского окружного суда. Имеется вероятность моего раскрытия. Прошу разрешение Центра на его устранение. Донн».

«Итак, майор уверен, что легко справится с этим русским адвокатом. Дай-то Бог, дай-то Бог, — Камминг плюхнулся в кресло и нервно забарабанил пальцами по столу. — А если нет? Если этот Ардашев почувствует неладное? Что тогда? А может, направить в Ялту другого агента, который и займется Распутиным, а майора Борнхила немедленно отозвать в Лондон? Но сколько уйдет на это времени? И что я доложу премьер-министру? На Даунинг-стрит мои оправдания и слушать никто не захочет…» Камминг взял бланк для составления шифрограммы и аккуратно вписал всего одно предложение: «Ликвидацию К. Ардашева разрешаю. Центр».

Император Всероссийский Николай II с борта яхты «Штандарт» холодно взирал на убранную гирляндами зелени и цветастыми коврами Ялту. Волны бежали и разбивались о мол, оставляя позади сердитые белые гребни. Неистово бесновались бакланы, точно предчувствуя скорый шторм. Город искрился в лучах полуденного солнца. В Александровском саду возвышались трибуны симфонического оркестра. Вся правая сторона набережной была занята публикой: курортники, жители Ялты и окрестностей ждали своего Государя. Страна, которой он управлял уже восемнадцать лет, шла вперед семимильными шагами.

Николай Александрович гордо расправил грудь. Жизнь ста восьмидесяти миллионов верноподданных на одной шестой части земной суши всецело зависела от него. Империя становилась крепче день ото дня. Европа и даже далекая Америка с опаской посматривали на огромную державу. И если к бакинской нефти, уральскому чугуну, сибирскому лесу и южно-российскому зерну за рубежом давно привыкли, то понимание того факта, что Россия выдвинулась на первое место в мире по производству дизелей и тяжелых четырехмоторных самолетов, на западе вызвало шок. Повсеместно возникали новые заводы и фабрики. Для многих государств золотой червонец являлся самой предпочтительной валютой. Государство с тысячелетней историей окрепло настолько, что могло позволить себе масштабную военную реформу: от повсеместного введения нового солдатского обмундирования до создания авиационных отрядов. Кто бы мог подумать, что эта темная в недавнем прошлом крепостная страна сумеет достичь таких невероятных успехов и — чем черт не шутит! — грозит теперь поглотить не только отсталую Османскую империю, но и подчинить себе передовую Европу. И стародавняя мечта Екатерины II о православном Константинополе могла наконец стать явью. А ведь еще совсем недавно помазанник Божий был вынужден выслушивать многочисленные наставления своих царственных дядей. Каждый из них полагал своим долгом поучать молодого Государя. И всем чего-то от него было нужно. Николай Николаевич мнил себя великим военачальником. Алексей Александрович — флотоводцем. Сергей Александрович считал, что московская губерния — его собственное имение. Владимир Александрович зорко следил за развитием театров, художественными выставками и деятельностью писателей. Все они считали себя непререкаемыми авторитетами в своих областях и без особого энтузиазма позволяли Государю вмешиваться в контролируемые ими сферы. В результате произошло то, что должно было случиться: позорное поражение в русско-японской войне и беспорядки 1905 года. Волна восстаний городского населения прокатилась по всей стране. И только славный Петр Алексеевич Столыпин сумел вывести страну на верную дорогу. Но и его убили. Бунтовщики ликовали. Как сообщал директор Департамента полиции, один молодой социал-демократ, узнав о смерти председателя правительства, пришел в такой неистовый восторг, что на радостях вытащил из кармана браунинг и выстрелил в затылок проходящему мимо околоточному надзирателю. А потом долго хохотал… «Господи! Неужели именно такой свободы они хотят? Безнаказанно убивать, насиловать, грабить? — мысленно возмутился император. — Ведь даже студенты — будущее страны, а как вели они себя, эти базаровы, и трофимовы, в феврале девятьсот первого в Петербурге, Москве и Харькове? Доставленные в манеж на Моховой молодые лоботрясы развлекались не только хоровым пением и антиправительственными речами, но и на глазах у всех бессовестно предавались групповой любви со случайно задержанными проститутками».