Малавита 2 - Тонино Бенаквиста Страница 9

Франсуа как мог отбивался от ее обвинений в пособничестве отуплению масс; в его игре не было ни замков, ни драконов, ни бомбометов, начиненных антивеществом, ни фантасмагорических, упаднических миров; среди пользователей MIND не замечены сверхагрессивные подростки, галлюцинирующие перед истекающими кровью мониторами. MIND формировал «альтернативную реальность», истории на любой вкус, для каждого конкретного игрока, с учетом его особенностей и желаний. Игра была способна анализировать эмоциональные реакции игроков и предлагала им ситуации, которые неосознанно привлекли бы их в реальной жизни.

— Ну, это как если бы вас спроецировали в фильм, написанный специально для вас, но так, что вы никогда не сможете заранее узнать, что будет дальше.

— …?

— В моей игре можно встретить не только виртуальных персонажей, которые служат для подкрепления действия, но и реальных людей, находящихся в Сети одновременно с вами, и вы можете с ними поговорить или пройти вместе часть пути.

— …Пройти вместе часть пути? Ларжильер, вы понимаете, что вы говорите?

Франсуа был уверен, что его игра служит охране здоровья всех затворников мира, но допускал при этом, что для встречи с некой Бэль Уэйн реальная жизнь, несомненно, подходит больше.

* * *

Чтобы стать видимым для той, что заставляла громче стучать его сердце, Уоррен придумал нечто: прийти на вечеринку к Доротее Курбьер под ручку с белокурым чудом.

— И как тебе удается заставлять меня делать все, что ты захочешь? — вздохнула Бэль. — Ненавижу тебя за это!

— Ну, я и сам не в восторге, но обстоятельства требуют. Ты тоже должна постараться.

— Что, мы еще и целоваться взасос должны, по-твоему?

— Так мы ведь это уже делали.

— Да, но тогда тебе было пять, а мне — восемь!

В тот вечер, они развлекались как маленькие, разыгрывая из себя влюбленных на публике и выставляя свои взаимоотношения напоказ. Никто даже не заподозрил, что их чувственные взгляды были на самом деле исполнены братской любви, что манера, с которой они брали друг друга за руку, служила лишь знаком нерушимой солидарности, которая навсегда связывает тех, кому довелось вместе перенести тяжкие испытания. Бэль исполняла свою роль просто блестяще — Уоррен о таком не мог и мечтать. Она потусовалась в каждой группке, со всеми была мила и приветлива. Их игра во влюбленных голубков сработала наилучшим образом. Когда, выпив бокал сангрии, она усаживалась к своему брату на колени, присутствующие парни все отдали бы, лишь бы оказаться на месте Уоррена. Девушки, заинтригованные их игрой, не могли понять, что за тайна окружает этого обычно такого неприметного мальчика.

— Он что, правда у нас учится?

— У него американская фамилия.

Одним только своим присутствием Бэль сделала брата яркой личностью, уничтожила его былую безликость, дала ему жизнь, имя.

— А что ты собираешься делать с ней, с этой Леной, если твоя идиотская идея сработает?

— Мне нужно всё. Навсегда.

— Тебе еще нет шестнадцати!

— Она — та самая! Я знаю это, я чувствую!

— Ну, допустим, она, как ты говоришь, та самая, но что будет, когда она узнает, что я твоя сестра?

— Когда-нибудь она полюбит меня, как я — ее, и простит мне эту хитрость. И еще даже спасибо скажет.

Тогда Бэль решила перейти к более решительным действиям и уселась по-турецки в середине кружка, образованного Леной, Джессикой и Доротеей, попивавшими пиво. Лена, которая в душе была настоящей женщиной, забросала Бэль вопросами о ее платье, о совершенно незаметном макияже, о ее атласной коже и о взглядах на мироздание. Затем последовало обсуждение ее парня, такого юного, такого скромного, такого не похожего на нее, и Бэль высказалась о конце своего приключения весьма пессимистично.

— Такого парня долго рядом с собой не удержишь. Я готовлюсь к первой в жизни сердечной ране.

И она принялась расхваливать своего брата, представляя его таким, каким видела его сама: тонким и трепетным, который столько уже пережил для своего юного возраста и которому теперь предстояли великие свершения. Ничего не раскрывая о жизни семьи Манцони, она говорила чистую правду.

Лена Деларю, Доротея Курбьер и Джессика Курсьоль обернулись и стали выискивать в толпе силуэт паренька.

Уже на следующий день Лена постаралась сесть с Уорреном за один стол. Она сбросила скептическую маску подростка, ищущего свое место в жизни, и вновь смотрела вокруг удивленным взглядом маленькой девочки.

Последовавшие за этим недели были полны признаний и планов совместной жизни — навсегда, навеки. Их безумная юная любовь представлялась им такой сильной, что ей, казалось, не были страшны никакие опасности — в том числе и те, что таит в себе безумная юная любовь. В том возрасте, когда жизнь обычно путает, они решили ничего не откладывать на завтра. Уоррен собрался действовать по следующему плану:

1) бросить лицей и получить какую-нибудь профессию;

2) уехать из Мазенка;

3) подыскать местечко, чтобы построить там дом;

4) дожидаться там свою Лену, пока она не решится и не выберет свой путь.

Его потребность отделиться от Уэйнов коренилась в глубоком желании начать новую жизнь.

и нежный взгляд Лены дал ему наконец силы сделать это. Он хотел забыть мир, а от мира хотел одного — чтобы тот забыл его.

Оставалось лишь сообщить об этом родителям. Но на сей раз ему предстояло действовать в одиночку.

* * *

Сидя за столиком в ресторане «Беседка», Фред выскребал дно чашечки из-под фигового варенья, которое ему подали к паштету из гусиной печенки, и ждал, когда принесут говядину с рокфором, о которой он сохранил самые приятные воспоминания. В нескольких столиках от него Питер Боулз налегал на салат с утиными зобами и картофель с петрушкой. По своему обыкновению, он долго изучал меню и задавал бесконечные вопросы о том, что входит в состав того или иного блюда, рискуя быть принятым за одного из тех американцев, которые с подозрением относятся к иностранной кухне. На самом же деле он проявлял такую же бдительность и у себя на родине, что вызывало насмешки со стороны его коллег, передразнивавших его манеру делать заказ: А вы добавляете в соус глутамат? А я могу заказать лазанью без сыра и без соуса бешамель? А ваш торт и правда сделан по-домашнему? Питер предпочитал терпеть и молчать, нежели признаться, в чем тут дело. Когда-то, заполняя анкету ФБР, он соврал в разделе «здоровье», написав нет в графе «аллергии»; он испугался сложностей и допроса с пристрастием со стороны аллерголога, который мог отправить его вон — людей и с меньшими проблемами выставляли на улицу. После нескольких отеков Квинке, чуть не стоивших ему жизни, Питер окончательно изъял из рациона молоко, зерновой хлеб и опасные красители, наличие которых не всегда указывалось на упаковке.