Умный, наглый, самоуверенный - Вера Коркина Страница 9

Если у него несчастье, то почему он думает, что я отрекусь? Да никогда в жизни, я все готова отдать. Я ему однажды говорила, что хочу умереть с ним вместе, а он ответил — нет, Юля, надо вырастить Марусю, но это мы вместе, а потом она выйдет замуж, родятся внуки, и ты ей должна будешь помочь, а меня уже на это не хватит, ты и будешь моя последняя любовь, а Маруся — мой последний ребенок. Сколько их у него, интересно, наделано? Так он это грустно сказал тогда, что я едва не заплакала, вместо того чтоб радоваться. И еще сказал, чтоб быть счастливым, надо сильно любить. А ненавидеть нельзя. Хотя он одного человека ненавидит. А ненавидит он его за роль, которую тот человек сыграл в его жизни. Я тогда его спросила, женщина это или мужчина, — он не ответил. В общем, что теперь вспоминать о счастливой жизни, только расстраиваться. Живу, как на зоне — шаг вправо считается побег. Все счастье в прошлом. Пиши мне, Танюша, твои письма да мама с Марусей — моя единственная радость».

Возле «Старого рояля» Авилов увидел машину «скорой помощи», она уже отъезжала, скудные зеваки нехотя разбрелись по сторонам, не утолив любопытства. К нему бросилась заплаканная Катя.

— Саша, Хрипуна увезли, сказали, в ожоговое.

— Что случилось?

— Я не видела. Никто не видел. Звук какой-то был, вроде щелчка, я стояла спиной, не особенно обратила внимание. Потом он закричал, закрылся руками и повалился. Сережа вызвал «скорую». Ему изуродовало лицо. Видишь, как мучился, пальму разорвал в куски.

— А что, никого не было поблизости?

— Были, но смотались. Умные все, зачем это надо, показания какие-то давать.

— А это что? — Он подошел к столику и подобрал с пола едва заметный осколок. — Милиция была?

— Была, тоже подбирали… Это? Не знаю. Подожди, я замету землю из горшка.

— Зато я знаю. — Он положил в карман осколок и принялся искать другие. И нашел еще несколько штук в разных углах. Походил, руки в карманах, по пустому кафе с раскиданной землей и кусками пальмы.

— Катя, а выступления у вас бывают? Ну, у вашего хора?

— Это не хор, а ансамбль, нас всего двенадцать. Бывают, а что?

— Возьми меня послушать. Я хочу старинной музыки на мертвом языке. Ну, ты меня понимаешь…

— Понимаю. — Катя снова всхлипнула.

Появился Сережа и кивнул ему, давая понять, что есть информация.

— Кажется, — Сережа секунду подумал, — я краем глаза видел вспышку. Как будто небольшой взрыв со вспышкой.

Авилов вынул из кармана и показал ему осколки, собранные на полу. Сережа опять немного подумал.

— Мундштук от трубки?

— У-гу. Не знаешь, где продают трубочный табак?

— Такой магазин один, у трамвайного парка.

— Будь добр, позвони брату-один, вот телефон автомастерской, он должен быть там, вот, на всякий случай, мобильный. Скажешь, что Хрипун в первой городской, в ожоговом.

В дверях вдруг возник Гонец. Вид у него был, как у запойного, помятый и опухший, со следами бесплодных попыток привести себя в порядок. На груди майки, в самом центре, красовалось пятно.

— Что такое? — разозлился Авилов. — Кетчуп пил? За опохмелом?

— Какой там. Не до того. У меня к тебе разговор.

— Не сейчас. Сейчас поедешь со мной в трампарк. Хрипуна изувечили.

Гонец, долговязый молодец с гниловатыми зубами, присвистнул.

По дороге Гонец рассказал, что никто его не забирал, он сам скрывался у сестры в деревне после звонков с угрозами.

— Я в Казахстан фуру вести не могу, — закончил он свои жалобы. — Они меня сковырнут. Они номер знают.

— Где ты засветился?

— Только если через ментов. Больше негде.

Они обнаружили небольшой магазин с вывеской «Табаки» и, оглядев улицу, зашли внутрь.

— Есть трубочный табак?

Продавец, полный парень с пятнистым, как от спида, лицом и проколотым серьгой ухом, выложил две упаковки. Авилов взял одну и медленно поднес зажигалку. Глаза у парня забегали. Упаковка вспыхнула, табак начал тлеть.

— Не понял. Сначала заплати, — сказал парень.

Авилов резко вскочил на прилавок и двинул ему ботинком в челюсть. Гонец заломил руки назад, вдвоем они заволокли парня в подсобку и швырнули на пол.

— Ты что, мудило, взрывчаткой торгуешь? — Тот тупо помотал головой.

— Продал упаковку со взрывчаткой, урод?

— А я знал, что там? Он сказал, сюрприз для друга к дню рождения. Хорошо заплатил. С виду приличный. Я думал — ну там хлопушка детская в нашей упаковке. Порошок подсыпал, я не видел какой.

Авилов дал продавцу пинка в бок.

— Приличный? Где ты видел приличных, мудак? Рассказывай, как выглядит. Живо.

— Никак не выглядит. Неприметный, одет хорошо, среднего роста. Никакой. Светлый, худой. Лет сорока или больше. Курит «Парламент». Друга описал. Я его знаю, постоянный клиент.

— Ненавижу тупых, — объявил Пушкин. — С тупого какой спрос? Никакой. Он целый город покалечит и скажет: «А че я сделал-то? Меня приличный попросил и деньги заплатил». Свинья жирная. Дальше своего корыта не смыслит. — Он еще раз с ненавистью лягнул в бок лежащего. Вставай работать, тебе сейчас много придется работать. Пенсию выплачивать будешь. Сделал инвалида, плати.

Они вышли из магазина молча. Авилов свистел, смотрел на небо, потом с яростью пнул по пустой банке. А дальше что?

— Я не поведу фуру, — объявил в машине Гонец.

— Поведешь. — Авилов хмуро пережидал трамвай, потом начал непрерывно сигналить, создавая нервозность на проезжей части.

— Митяйка — раз, Хрипун — два.

— Поэтому поедешь. Возьмешь кого захочешь из ребяток. Возьмешь оружие. Денег для ментов побольше. Это уже вопрос принципа. Иначе нас закроют. На паперть пойдешь с бабушками.

— Я-то? — Гонец сощурился. — У меня профессия есть и классность.

— Что ж ты автобус не водишь, со своей классностью? Утрись и води автобус. Так и семью заведешь, будешь серьезный отец семейства. Девок забросишь, по воскресеньям участок начнешь вспахивать. Только водку глушить будет не на что — жена морду поцарапает.

— Автобус! Автобус — средство передвижения, а в гробу не поездишь. Это тебе, Пушкин, жизнь человеческая — тьфу, лишь бы капусту рубить, а мне пока есть разница, живой я или трупак. Останови, я здесь выйду.

— В понедельник в шесть утра отправишься. Ключи у Левши, деньги тоже.

Он ехал к «Старому роялю». Желание послушать старинное пение на мертвом языке усилилось. Где искать этого приличного без примет с «Парламентом»? Надо взять с собой в больницу Катю, если согласится. Кафе пустовало по-прежнему, Катя все еще ходила с покрасневшим носом. Он заказал ей мартини и усадил к себе за стол.