Суд и ошибка. Осторожно: яд! - Энтони Беркли Страница 9

– Ушли? – озадаченно переспросил мистер Тодхантер.

– Уволили! Вышвырнули нашего беднягу Огилви, попросту говоря. Сунули ему вчера чек на полугодовую зарплату и велели выметаться.

– Уволили Огилви! – Мистер Тодхантер был потрясен. Умница Огилви с его крупной головой и пером трезвым и проницательным всегда казался ему неотъемлемой частью «Лондонского обозрения». – Бог мой, а я думал, тут без него никак…

– Просто срам! – закипел вдруг Феррерс, вообще-то воплощенная сдержанность в брюках. – Выставили за дверь!

– Но из-за чего? – спросил один из литературных обозревателей, который рылся в свежих романах, горой лежащих на столе у окна.

– Да из-за проклятых закулисных интриг. Вам, молодой человек, этого не понять.

Обозреватель, который, между прочим, был на три месяца старше редактора, благодушно усмехнулся:

– Прошу прощения, босс. – Он тешил себя иллюзией, что обращение «босс» Феррерсу неприятно.

– Послушайте, давайте вернемся к Огилви, – попросил мистер Тодхантер. – Так из-за чего, вы сказали, ему пришлось уйти?

– Внутренняя реорганизация, дружище! – с горечью произнес Феррерс. – Вам известно, что это означает?

– Нет, – ответил мистер Тодхантер.

– Ну, насколько я разумею, это значит уволить всех, у кого есть характер, а блюдолизов оставить. То, что нужно для такого журнала, как наш, верно? – Феррерс искренне гордился «Лондонским обозрением» с его репутацией солидного, по старинке добропорядочного журнала, которую он стремился поддерживать даже после того, как еженедельник перешел под контроль газетно-журнального концерна «Объединенная периодика», определенно намеренного опустить планку.

– Но как же теперь Огилви?

– Кто ж его знает… А ведь у него жена и дети.

– Но надеюсь, – чрезвычайно расстроенный, проговорил мистер Тодхантер, – он без труда сможет найти работу где-то еще?

– Работу? Ох, сомневаюсь. Он ведь уже не мальчик. А потом быть уволенным из «Объединенной периодики» – честь сомнительная. Кстати, это и вас касается, молодой человек, – кивнул Феррерс своему литобозревателю.

– Платите побольше, и я не дам вам шанса уволить меня, – парировал тот.

– Какой смысл? Ни разу я не добился от вас такой рецензии, как мне нужно!

– Да, потому что вам нужно, чтобы моя колонка еженедельно источала елейные похвалы в адрес наших крупнейших рекламодателей и лопалась от толстых, жирных, многословных цитат! – вспылил обозреватель. – Я уже говорил вам: такое я кропать не согласен.

– А я, молодой человек, уже говорил вам, что вы плохо кончите. Надо реально смотреть на вещи.

Обозреватель, непочтительно хмыкнув, вернулся к своим романам.

Мистер Тодхантер распахнул дверцы большого книжного шкафа, где хранились присланные на рецензию книги, не подпадающие под разряд «беллетристика», но глаз его на сей раз не зажегся. Принадлежа к тем несчастным, кто вопреки доводам рассудка чувствует себя ответственным за всех попавших в беду или в стесненное положение, он всерьез расстроился из-за увольнения Огилви и затруднений, которые тому предстояли, и чувствовал, что обязан что-то предпринять.

– А кто уволил Огилви, Армстронг? – обратился он к Феррерсу.

Армстронг был новый управляющий «Объединенной периодики».

Феррерс, взявшийся было за синий карандаш, снова поднял глаза от статьи.

– Армстронг? О нет. В подобных вопросах его слово пока еще мало значит.

– Значит, лорд Феликсбурн?

Лорд Феликсбурн был владелец концерна.

– Нет. Это… Нет, пожалуй, мне не стоит об этом говорить. Но имейте в виду, дело грязное.

– А есть шанс, что следом уберут вас, Феррерс? – поинтересовался литературный обозреватель. – Знаете, я был бы рад, если б у нас наконец появился редактор, который не мешал бы мне хотя бы раз в месяц от души сказать, что дрянной роман плох.

– Разве я мешаю вам писать что хочется? По-моему, не мешаю.

– Нет, не мешаете! Вы просто вычеркиваете мои лучшие куски! – Обозреватель пересек кабинет, через плечо редактора заглянул в правку и с воплем отчаяния ткнул в нее пальцем. – Господи, вы что, выкинули и этот абзац?! Да за что, ради всего святого, за что? Это даже не резкость! Я только и сказал, что…

– Послушайте-ка, Тодхантер. Вот что тут у Байла написано: «Будь это первый роман мистера Фиркина, можно было бы найти оправдание потоку напыщенностей, приправленному штампами, словно крем комками, ибо это означало бы только одно: автор еще не дал себе труда подумать, как овладеть орудием своего ремесла; но это шестой роман мистера Фиркина, и к этой попытке автору следовало приступать, хотя бы овладев английской грамматикой. Что же касается остального, то если и кроется некий смысл под этим потоком слов, отыскать его мне, увы, не удалось. Хотелось бы, чтобы те из моих собратьев, кто, впечатлясь умением мистера Фиркина распространяться сколь угодно долго и все-таки ничего не сказать, расточал щедрые хвалы его ранним книгам, соблаговолили пояснить мне, чего ради этот роман написан. Или это секрет, известный только издателям мистера Фиркина?» И он еще говорит мне, что это не резкость! Ну скажите, как вы поступили бы на моем месте?

– Пожалуй, и правда чересчур откровенно… – с укором, смягченным виноватой улыбкой, признал мистер Тодхантер.

– О чем и речь! – И Феррерс размашисто украсил злополучный абзац еще двумя синими крестами.

Обозреватель, человек сильных страстей, в гневе притопнул ногой.

– Ну, знаете, Тодхантер! Уж вам бы следовало меня поддержать! Конечно, написано откровенно. А почему бы и нет, черт побери? Давно настала пора открыть миру глаза. Репутация Фиркина несусветно раздута. Писатель он никудышный. А все тошнотворно приторные рецензии на его книги публикуются только потому, что половине критиков лень продираться сквозь его писанину и они предпочитают отделаться похвалой, тогда как вторая половина считает по глупости, что неумеренная болтливость – признак гения, и не способна в полной мере оценить творца, который в книге в четыре раза короче выразит вдвое больше. Или же, есть еще вариант, критик идет на поводу у тех читателей, которые за свои деньги предпочитают томик потяжелей и увесистость принимают за достоинство. Черт возьми, да пора уже проткнуть этот пузырь!

– Все это очень мило, молодой человек, – ответил Феррерс, на которого эта тирада впечатления не произвела, – но есть способы проткнуть пузырь, не прибегая к топору мясника. Если я вашу филиппику опубликую как она есть, назавтра в редакцию придет дюжина посланий от добросердных старушек, которые станут пенять мне, что нечестно нападать на бедного мистера Фиркина, который столько труда потратил на свою книгу и не сделал вам ничего плохого, и намекать, что неплохо бы подыскать такого рецензента, который не размахивает топором, руководствуясь своими пристрастиями.