Ты будешь одинок в своей могиле - Джеймс Хедли Чейз Страница 9

– Я не утверждаю, что это сделала она лично, но ведь она могла подослать кого-то. Это только идея, но стоит подумать над ней. Эд, постарайся разузнать, не заходил ли кто к Дане между одиннадцатью и тремя часами прошлой ночью? Это не могло быть раньше, потому что когда Анита уходила от меня, у нее на шее было ожерелье.

– Вот бы наложить лапу на эту малютку и заставить ее говорить – половина дела была бы сделана! – заметил Керман.

Я встал.

– Пойду на разведку к Серфу. За это время повидай Ледбреттера. Он, возможно, видел Аниту, а может, и убийцу. Ты, Эд, знаешь, что тебе делать. Сходи на квартиру к Дане, но если увидишь фликов, не суй туда свой нос. Встретимся за завтраком и посмотрим, чего мы достигли за это время.

– Сейчас еще рано, Вик, – заметил Керман, посмотрев на часы. – Уж не собираешься ли ты к Серфу в такую рань?

– Собираюсь. Паула вытащила его из постели в шесть утра. Так что в настоящее время он свеж и бодр. Я дал ему время отдышаться, чтобы легче было прижать. Паула его только потревожила, а у меня есть улика – ожерелье.

– Не хотел бы я быть на твоем месте, – сказал Бенни, влезая в бордовый форд. – Миллионеры обороняются, когда их атакуют. Если уж необходимо прижать кого-то, я предпочитаю, чтобы это была курочка.

– Я тоже, – согласился Керман.

Перед Санта-Розой выставлена стража. Обе створки двери закрыты, и создается впечатление, что сегодня здесь гостей не очень ждут. Страж молод, хорошо сложен и выглядит весьма элегантно в бутылочного цвета форме. Кепочка сидит на одном ухе. Он блондин, и глаза у него совсем светлые, голубые или серые, как вам больше нравится. На его красивой харе лежит печать самодовольства. Мне это не нравится. Ему, наверное, года двадцать два, но выглядит он вдвое старше. Это тип, который немало повидал в своей юности, достиг самого дна и не упустит ни малейшей возможности. Если бы я знакомился с его подружкой, то держал бы наготове ружье…

Я останавливаю машину в двух метрах от стража и предоставляю ему возможность полюбоваться моей персоной. Его взгляд, как рентген, пронзает меня. Я выключаю мотор и выхожу из машины.

– Я могу въехать или топать пешком?

Солнце играет на двойных воротах, отделанных хромом, и на полированных пуговицах его формы. Облака отражаются в лакированных раструбах его перчаток. Краги блестят, и я вижу свое отражение на носках его ботинок. Да, парень умеет сверкать. Он блестит, как новый пенс, и стоит столько же.

– Что ты сказал, Мак? – он принимает независимый вид.

– Я спросил, можно ли мне проехать, или придется идти пешком? – терпеливо повторяю я.

– Ни то, ни другое, – отвечает он и прислоняется к стене с усталым видом человека, не спавшего всю ночь. – Влезай в свою машину, Мак, и отправляйся обратно.

– Меня зовут Мэллой. У меня небольшое дельце к твоему хозяину… Поднимись к нему, малютка, и скажи, что я здесь. Увидишь, он меня примет.

Он снимает одну из перчаток, расстегивает китель и выуживает из внутреннего кармана портсигар из чистого золота. Неторопливо выбирает сигарету, прикуривает, затем водворяет портсигар на место, выпуская дым через нос. Все это время он рассеянно глядит вдаль и на губах его играет мечтательная улыбка.

– Никого нет, – он снова выпускает дым. – Влезай в машину и двигай отсюда.

– Это серьезно, – говорю я, как будто ничего не замечая. – Скажи своему хозяину, что он примет либо меня, либо полицию, и больше ничего.

Парнишка думает. Потом щелчком наманикюренного пальца отбрасывает окурок. Но этот жест не доставляет ему желаемого удовольствия. Он принимается носком ботинка рыть землю, но и это ему не нравится.

– Старик отбыл с час назад, – говорит он после некоторого раздумья. – И не спрашивай меня, куда он поехал. Я ничего не знаю. Может быть, он отправился путешествовать. Надеюсь, теперь ты отчалишь?

Становится ясно, что ворота он не откроет, и я только потеряю время.

Я возвращаюсь к машине и нажимаю на клаксон. Он смотрит, как я разворачиваюсь. Когда я отъезжаю на приличное расстояние, он входит в ворота и закрывает дверь.

Проехав вдоль ограды, я сворачиваю на проселочную дорогу, которая не просматривается из дома. Выключаю мотор и выхожу из машины. Ограда не очень высокая, и не нужно быть акробатом, чтобы взобраться на нее. Оказавшись по ту сторону, я падаю в клумбу с цветами.

Время около девяти часов, и у меня мало шансов натолкнуться на Натали Серф. Я не надеюсь, что ради меня она рискнет на необдуманный поступок, но попробовать все же следует. Место неплохое, есть где спрятаться. Дом отсюда далеко. Я двигаюсь не спеша, внимательно смотрю по сторонам. Мне не особенно хочется встречаться со стражем. У этого паренька наверняка есть нож. Прохожу мимо пруда, размеры которого позволяют проводить на его глади парусные регаты. Вид у него совсем заброшенный, но мне некогда раздумывать почему, – дом уже недалеко. Дорога от пруда выстлана каучуком, чтобы из дома можно было идти без обуви.

Поднимаюсь по ступенькам и оказываюсь на террасе, которая опоясывает дом. Я прячусь за рододендронами и наблюдаю за фасадом – не видно ли там какого-нибудь движения. Затем выхожу из своего укрытия и пересекаю террасу. Посреди этого огромного пространства я чувствую себя приблизительно так же, как парень, кричавший «Да здравствует война!» на конгрессе в защиту мира. Нет машин в гараже, нет боев-филиппинцев, которых можно заставить говорить, нет лакея, чтобы он принял у меня шляпу. Я набираюсь храбрости и оказываюсь в лоджии.

Она здесь, в своем кресле на колесиках, закутанная в кимоно желтого цвета. На коленях у нее блюдо с салатом и тостами, намазанными маслом. Она смотрит прямо перед собой таким взглядом, каким обычно смотрят люди, привыкшие к одиночеству. Моя тень падает на ее ноги. Она, не поднимая головы, косит глазом… Ее безразличие улетучивается, уступая место ярости. Она сжимает тонкий рот и кладет на тарелку тост. Ее голова по-прежнему неподвижна, только ресницы поднимаются, и она смотрит на меня.

– Здравствуйте, – я снимаю шляпу. – Меня зовут Мэллой. Возможно, вы помните меня.

– Что вы здесь делаете? – Она выпрямляется, как струна, и смотрит исподлобья.

– Пришел повидать вашего отца, – я подхожу к двери, откуда можно будет увидеть приближение неприятеля. – Он здесь?

– Милс вас впустил? – ее глаза необыкновенно жестки для девушки ее возраста.

– Милс – это тот паренек, крытый никелем, который сторожит входную дверь? Тип, у которого такие красивые пуговицы?

Два красных пятна появляются на ее щеках. Губы поджимаются.

– Как вы вошли сюда?

– Через ограду, – мрачно отвечаю я. – Давайте-ка не будем портить такое чудесное утро ссорой. Я хочу видеть вашего отца.

– Его здесь нет. Прошу вас уйти.