Год тумана - Мишель Ричмонд Страница 9

Тогда вспомнила оранжевый «шевроле» на стоянке и мужчину, полускрытого газетой на водительском сиденье; он, казалось, не обращал на нас внимания, но, если подумать, вполне мог наблюдать и ждать удобного момента. А может быть, разгадка крылась в желтом «фольксвагене» и красивом парне-серфингисте, натиравшем восковой пастой доску; в окне, в просвете между занавесками микроавтобуса, показалась женщина и помахала Эмме. Если бы я сразу вспомнила о них, то прибежала бы на парковку немедленно и, возможно, застала любителя кататься на волнах за тем, как он втаскивает девочку в «фольксваген». А как насчет почтальона, что сидел на перилах и ел сандвич? Ворвалась бы в почтовый фургон и раскидала посылки во все стороны, откапывая в маленьком темном пространстве нашу пропажу.

Нет, вместо этого принялась обыскивать туалеты, затем двинулась на север, к скалам! Иногда мы стояли там и слушали тюленей; ей нравилось их пронзительное тявканье и то, как они вытягивают шеи и перекатываются друг через друга, точно ленивые отдыхающие на пляже. Я дошла до конца песчаной косы и не увидела ребенка. Тогда на память пришло наставление, которое на подобный случай дают детям: если потерялся — стой на месте, пока тебя не найдут. Лишь после этого подумала о парковке, о своей машине и о необычайно развитой логике Эммы — она не из тех детей, что поддаются панике. Конечно, девочка вернулась к машине, чтобы дождаться меня. И я побежала.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем удалось вскарабкаться на дамбу. Меня охватила надежда. Разумеется, юная исследовательница уже на парковке, стоит возле машины и сердится, что ее потеряли из виду. Может быть, плачет — а скорее всего дуется. Или же сидит на капоте и перебирает раковины в ведерке. Она там, кроха, которую я полюбила, не может потеряться. Трагедии, ломающие жизни, случаются только с другими. Такие, как Эмма, не исчезают. Они не тонут и не становятся жертвами похитителей. Мой страх безоснователен. Потом, когда опасность минует, расскажу эту историю Джейку. Усядемся вокруг стола, втроем, единой семьей, и будем смотреть друг на друга без слов, преисполненные благодарности. Мы никогда не признаемся вслух, как близко подойти к тому, о чем не стоит говорить.

Ушло несколько секунд, чтобы найти машину; и сердце дрогнуло, когда Эммы не оказалось рядом, — и дрогнуло снова, еще сильнее, когда обнаружила, что мобильник оставила дома. Тогда я бросилась к ближайшему зданию — пляжному ресторану, досадуя сама на себя за то, что не позвонила из Клифф-Хауса.

Теперь знаю, что несколько секунд могут изменить все. А дело в том, что действовать нужно было по-другому.

— О чем ты думала? — буркнул Джейк поздно вечером на третий день, лежа в постели без сна. Друг друга мы не касались. — Это же Ошен-Бич, очень опасное место.

— Всего несколько секунд…

— Ошен-Бич не похож на те места, где ты выросла! С этим нужно считаться. Знаки видела?

Конечно, видела. Деревянные таблички через каждую милю с тревожным предупреждением: «Осторожно! Здесь очень высокие и сильные волны. В этом месте тонут люди».

— Уверена, что Эмма жива, уверена, что она не утонула.

Джейк отвернулся.

— Мы ни в чем не можем быть уверены.

В четыре часа утра просыпаюсь и обнаруживаю, что постель рядом пуста, а на лестнице горит свет. Джейк на кухне — стоит у стола и смотрит на кофейник. До меня вдруг доходит, что ночь надолго станет для нас самым трудным временем суток. День можем заполнить делами — поисками, телефонными звонками, общением с волонтерами, но рано или поздно придется возвращаться домой. И каждая ночь, до тех пор пока Эмма не вернется, будет заставать нас беспомощными, испуганными и отчаянно ждущими утра.

— Сейчас не слишком рано для общего сбора? — спрашивает Джейк.

Идет дождь. Ниже по улице вспыхивает красный сигнал светофора. Его свет отражается на мокром асфальте, отчего весь мир кажется грустным, встревоженным и бессонным. Высокий мужчина в черной футболке и джинсах задумчиво стоит перед запертой прачечной на противоположной стороне.

— Мэри! — орет он и слегка наклоняет голову, как будто женщина, к которой обращается, стоит рядом.

На кухне гремит, как будто что-то падает, потом раздается глухой удар; это мой Болфаур садится на пол, обняв колени, плечи трясутся, а из самой глубины души рвется вовне долгий стон. Бегу на кухню, опускаюсь на пол и обнимаю сильного человека, футболиста, философа. Мне до боли хочется утешить Джейка, но не получается ничего, что уняло бы ту боль, которую я принесла.

— Где она может быть?

Где? Все возможные варианты буквально сводят с ума. Неизвестно, откуда начать. Словно через видеоискатель, обозреваю пляж. Женщина наклоняется поговорить с ребенком, потом они расходятся, и фотоаппарат выхватывает какое-то пятно — нечто белое и неподвижное на песке. Часы тикают. Круг расширяется, включая в себя весь пляж, развалины Сутро-Басс [2], шоссе, заброшенные ветряные мельницы, мохнатого бизона в парке, мост Голден-Гейт, лодки, похожие на белые пуговицы, пришитые к синей ткани залива, ряды домиков на холмах Дэли-Сити, обширные кладбища Кольмы… Старенькая «Холга» продолжает подниматься к горизонту, и район поисков расширяется с пугающей быстротой.

— Вчера у ее друга Свена был день рождения, — говорит Джейк. — Они собирались пойти в аквапарк.

— А мы бы отвезти ее домой.

— Шансы… — начинает Джейк, но так и не заканчивает. Он имеет в виду статистику, о которой вчера говорил Шербурн: каждый год пропадает около шестидесяти тысяч детей. Примерно в ста пятнадцати случаях их длительное время удерживают у себя незнакомцы — именно эти происшествия попадают в колонки новостей. Из ста пятнадцати детей половина подвергается сексуальному насилию, сорок процентов погибают, четыре процента считаются пропавшими без вести. Но пятьдесят шесть процентов — то есть шестьдесят четыре ребенка — находятся. По-моему, никаких сомнений быть не может: наша малышка — одна из шестидесяти четырех. И не иначе.

После захода солнца, на четвертый день, оставляю машину возле Форт-Пойнт, у въезда на мост Голден-Гейт, примерно в пяти милях к северу от места, где исчезла Эмма. Иду вдоль берега и на узком каменистом пляже пытаюсь найти ключ к разгадке. Не знаю, что ищу — обрывок одежды, желтую беретку или послание, нацарапанное детской рукой?

В последний раз мы были здесь втроем примерно три месяца назад. У меня есть фотография Эммы — она стоит у подножия моста и смотрит на огромный форт, наспех достроенный в канун Гражданской войны. В свои шесть лет девочка уже выказала все задатки будущего историка — так и сыпала вопросами о солдатах, некогда населявших это кирпичное укрепление; ей хотелось знать, где они спали, что ели и разрешалось ли их родителями жить в крепости вместе с ними.

Останавливаюсь вручить пачку листовок какому-то служащему, потом поднимаюсь на плавучий причал. На краю стоит рыбак и ловит линей, рядом переносной холодильник — там единственная рыбешка то опускает голову, то поднимает, серебристое тело трепещет.