Опасная игра Веры Холодной - Виктор Полонский Страница 9

Теперь у Ханжонкова одно из лучших в России киноателье. Кроме съемок картин он издает журнал под названием «Вестник кинематографии». Нынче каждой уважающей себя кинофирме положено иметь свой журнальчик. «Вестник» выходит два раза в месяц по субботам. Редактором там Александр Иванович Иванов-Гай, режиссер, некогда бывший репортером. Характер у него неуживчивый и неуступчивый. С Ханжонковым они ладят плохо. Иванов-Гай считает себя знатоком журналистики, а Ханжонков считает себя знатоком всего, что связано с кинематографом. Их взгляды на режиссуру тоже не совпадают. Образно говоря, коса постоянно находит на камень. Учтите это, вдруг пригодится. Не стоит сосредотачивать свое внимание на одном Ханжонкове, Ботаником может оказаться совершенно другой человек. А может, там целое шпионское гнездо, подобное тому, которое было на Чистых прудах в салоне графини Коссаковской. Щупальца из этого салона тянулись по всей империи: управляющий Екатеринодарской казенной палатой, бухгалтер Карского окружного казначейства, адвокат из Ачинска, промышленник из Екатеринбурга, владелец гостиницы из Одессы… Самое обидное то, что благодаря связям графини и отсутствию прямых доказательств всем удалось выйти сухими из воды. Получилось по поговорке: «Видит око, да зуб неймет». Графиня, конечно, притихла, потом укатила на воды поправлять расшатавшееся здоровье, но скоро вернется и снова возьмется за свое. У «Альпийской розы», к слову будет сказано, новый владелец, некий Эфлейн, немец из Риги. Пока ведет себя тихо, но мы на всякий случай стараемся не упускать его из виду. Маловероятно, чтобы Вильгельмина Александровна продала свою гостиницу абы кому. Владелец «Альпийской розы» — это скорее шпионская должность, а не статус. Простите, снова отвлекся. Итак, про Ханжонкова я вам рассказал, про Иванова тоже, следующий на очереди — Василий Максимович Гончаров, режиссер и сценарист. Ханжонков считает его консерватором. Воронежский мещанин, железнодорожный чиновник, составитель справочника транспортных тарифов. Баловался сочинительством пьес и рассказов, но весной 1908 года вдруг оставил службу (он тогда был начальником узловой станции «Малороссийская» на Владикавказской железной дороге), решив сделать сочинительство основным своим занятием, и приехал в Москву, где довольно скоро сошелся с Ханжонковым. Столь резкие жизненные перемены всегда привлекают внимание. Чем они вызваны? Зовом души или новым заданием? Еще одно обстоятельство. В 1903 году от сердечного приступа скоропостижно скончалась жена Гончарова. Он тяжело переживал ее смерть, настолько тяжело, что некоторое время, впрочем довольно непродолжительное, провел в лечебнице. Не стану утверждать, что Гончаров был причастен к смерти жены, но знать про это вам следует. Следующим у нас с вами идет Мусинский, заведующий световыми эффектами. Есть в киноателье такая должность. Бывший слесарь с Трехгорной мануфактуры, талантливый самоучка, пьяница, убежденный социалист. Ненавидит богатых и во всеуслышание об этом заявляет. К Ханжонкову при этом относится с великим почтением, а Ханжонков ценит его за профессионализм. Для шпиона, тем более для глубоко законспирированного, Мусинский слишком ярок, но кто их знает, хитрую немчуру. Возможно, в этом противоречии кроется изощренная хитрость, тонкий расчет. Если хотите надежно спрятать какую-нибудь вещь, то положите ее на самое видное место.

Вера припомнила, что читала рассказ, в котором таким образом прятали важное письмо, и кивнула — да, хороший метод.

— Михаил Дмитриевич Сиверский, помощник, правая рука, глаза и уши Ханжонкова, — продолжал Немысский. — Ничем не примечателен, кроме своей должности…

Вера вспомнила, что в гимназии преподавал русский язык Дмитрий Львович Сиверский. Не приходится ли он отцом Михаилу Дмитриевичу?

— Рымалов Владимир Игнатович, оператор. Окончил Казанское пехотное юнкерское училище, служил в 137-м пехотном Нежинском Ее Императорского Высочества великой княгини Марии Павловны полку, дослужился до штабс-капитана. Вышел в отставку по семейным обстоятельствам в 1904 году, перед японской войной. Пользуется большим авторитетом у Ханжонкова. Возможно, потому, что у обоих схожие судьбы — училище, служба, ранняя отставка. Рымалов живет на жалованье, которое ему платит Ханжонков, но в то же время в тратах не стесняется. Одевается у лучших портных, ужинает в дорогих ресторанах, много тратит на женщин, легко одалживает небольшие суммы знакомым. Вряд ли Ханжонков платит ему много больше, чем другим операторам…

«Узнать, сколько получает в месяц Рымалов», — отметила в уме Вера.

— Еще один заслуживающий внимания типаж. — Голос Немысского зазвучал как-то по-особенному значительно, и Вера догадалась, что сейчас речь пойдет о самом подозрительном сотруднике киноателье. — Владислав Казимирович Стахевич, режиссер-аниматор. Виленский поляк, родители были бунтовщиками, боровшимися за независимость Польши. Отец убит в перестрелке с жандармами, мать умерла от чахотки, воспитывался у тетки. Атлет-гиревик. Снимает картины в технике объемной анимации. Вы, наверное, видели «Прекрасную Люканиду, или Войну усачей с рогачами»?

— Видела, но особого впечатления эта картина на меня не произвела, — честно призналась Вера. — Люди куда интереснее куколок.

— Многим нравится, — усмехнулся ротмистр. — Ново. Необычно. Ханжонков над Стахевичем трясется, как скупец над сундуком с золотыми монетами. Пылинки с него сдувает, откровенное хамство терпит, разрешает работать по своему усмотрению, со всем, что скажет Стахевич, соглашается… Других сотрудников крепко держит в кулаке, а Стахевичу вдруг такая воля. Стахевич работает на дому, а не в ателье. Точнее, съемочный павильон у него обустроен в соседней квартире. Живет он один, мало с кем общается. Не любит Россию и все русское, требует, чтобы к нему обращались не «господин Стахевич», а «пан Стахевич». Часто ездит в Германию, якобы для того, чтобы обмениваться опытом с тамошними режиссерами.

— А ведь человек, снимающий картины из жизни насекомых, вполне может иметь прозвище Ботаник! — подумала вслух Вера. — Логическая цепочка — энтомолог, зоолог, ботаник.

— Вполне возможно, — согласился Немысский. — Но прошу иметь в виду, что наш Ботаник может оказаться и женщиной. Правда, из женщин может быть притянута, да-да, именно притянута под подозрение Амалия Нордштрем, гример киноателье. Ей пятьдесят четыре года, старая дева, живет одна. Чем черт не шутит, но…

Ротмистр пожал плечами и развел руками, давая понять, что вряд ли старая дева Амалия может оказаться Ботаником. Вера тем не менее решила, что к гримеру непременно стоит присмотреться. Гримеры профессионально умеют менять внешность. Очень полезный навык для шпионажа. Может, она не Ботаник, а его сообщница?

— В киноателье Ханжонкова есть научный отдел, который снимает картины не развлекательного, а познавательного характера. Руководит им Иван Васильевич Бачманов, потомок старинного дворянского рода, бывший доцент университета, человек известный и уважаемый в научных кругах. Университет ему пришлось оставить после того, как он в компании сослуживцев сболтнул лишнего, но это случилось всего один раз. Можно счесть весьма досадной случайностью, приведшей к крупным последствиям. В связях с революционерами, как и в чем-то ином порочащем, Бачманов не замечен. Мой интерес к нему основывается только на том, что он настойчиво добивался разрешения на воздушный полет на дирижабле над Карсской областью, близ турецкой границы. Объяснял, что хочет снять образовательную географическую картину. Получив отказ, подавал прошение повторно. География географией, но летать он собирался, в числе прочих мест, и над нашими новейшими укреплениями. Один-два фотографических снимка с высоты птичьего полета… Ну, вы понимаете.