Загадочная птица - Мартин Дэвис Страница 9

Марта удалилась, и она наконец осталась одна. Посидела, прислушиваясь к дыханию отца. Ночью она слышала его в своей спальне и воспринимала как морской прибой. Но бывали ночи, когда становилось тихо, и тогда она вставала, шла к отцу и в тревоге наклонялась, как мать над спящим ребенком.

В ту ночь, когда его привезли, она спала так крепко, что едва проснулась. Вначале ей показалось, что он просто пьян до бесчувствия, и она застыдилась людей. Затем увидела намокшие в крови волосы. Те двое, что его привезли, рассказали. Да, он был пьян, сильно, зашел в дом Понсонби во время ужина. Начал хамить. Слуги вытолкали его вон, и он долго бродил в темноте. Эти двое перегоняли лошадей в конюшни в Хайуолд и увидели отца, лежавшего на дороге без чувств. Наверное, он споткнулся и упал, ударившись головой о камень.

Его занесли наверх, и она всю ночь хлопотала над ним. Промыла рану, которая казалась неглубокой. Да и крови особенно много не было. Но отец лежал не шевелясь. Она попыталась влить ему между губ немного бренди и все ждала, когда он откроет глаза.

На следующий день приехал доктор, хотя она за ним не посылала. Добрый человек, один из очень немногих, кто заходил к ним дом.

— Пытайтесь его накормить, — велел он. — Следите, чтобы он глотал и не давился. В нем нужно поддерживать силы.

Доктор объявил, что больному вреден дневной свет, и приказал закрыть ставни. После чего в доме воцарился полумрак. Оказалось, что отец может глотать, и какое-то количество пищи ему засунуть в рот удавалось, но он продолжал лежать недвижно, не чувствуя прикосновений. Через неделю доктор Тейлор явился вновь и привел с собой Марту. Она жила в соседней деревне и раньше присматривала за его детьми. Доктор предложил ей ухаживать за безбожником и вольнодумцем, и она согласилась.

Когда Марта поднялась наверх со своими вещами, доктор повернулся к ней:

— Вы должны знать: чем дольше он спит, тем меньше шансов у него проснуться.

Она рассеянно кивнула.

— Доктор, мне нечем платить сиделке.

Он посмотрел в ее встревоженные зеленые глаза.

— Марта будет приходить за жалованьем ко мне.

— Но…

Доктор Тейлор застегнул перчатки и кивнул. Сказал, что придет, когда сможет.

В свой следующий визит он обнаружил, что кожа больного сделалась мучнисто-серой, щеки ввалились, нос заострился. Отец медленно уходил из жизни. Доктор знал, что дочь это видит тоже, понимал по тому, как она теперь ухаживала за ним. Мягко, словно прощаясь.

— Доктор, — прошептала она, — мой отец никогда не выздоровеет?

— Боюсь, это так, — ответил он, жалея, что у нее нет матери, которая могла бы ее обнять. — Рана на голове гораздо глубже, чем видно глазу.

— Ждать долго?

— Трудно определить. Некоторые больные в подобном состоянии живут много недель. А в редких случаях даже поправляются. За ним нужен уход.

— Конечно, — пробормотала она.

Сказав еще несколько малозначащих фраз, доктор ушел.

На следующий день после его визита она отправилась в лес. Постояла на опушке, подставив солнцу лицо, как бы давая ему смыть все печальные мысли. Затем начала вглядываться в опавшие листья на земле, стараясь запомнить их узор, как он преображается при изменении света. Чтобы удержать это в памяти и заполнить пустоту внутри, она взяла карандаш и начала рисовать.

Люди любят копаться в прошлом. Чтобы убедиться в этом, зайдите в любую субботу в Государственный архив Великобритании и посмотрите, сколько их там сидит, корпит над документами. Иные пытаются отыскать упоминания о своих предках, другие увлечены более серьезными проблемами. Ханса Майклза, например, интересовали птицы.

Познакомился я с ним случайно. Получил однажды от него письмо, отклик на мою статью об очковом баклане. В то время я письмами читателей избалован не был и потому разразился длинным ответом. Через несколько месяцев после того, как мы обменялись рядом писем, Ханс Майклз пригласил меня посмотреть на результаты его исследований. Признаюсь, я был в известной мере посрамлен. Майклз сосредоточился всего на двух-трех видах, но зато здесь обнаружил много нового, во всяком случае, мне неизвестного. И это при том, что я был профессионал, а он любитель. Мы провели вместе день. Его жена приносила чай и оставляла нас одних. Майклз был несказанно рад, что нашел человека, разделяющего его увлечение, и предложил мне воспользоваться своими изысканиями. Но в то время я уже отказался от мысли когда-нибудь опубликовать свою работу, и его щедрость была для меня бесполезной. Я подробно ответил на его вопросы, а Майклз поделился со мной идеей исследования, которое только начинал. Честно говоря, я тогда к этому не прислушался. И только сейчас, перед сном, меня осенило, что это может стать ключом к решению проблемы.

Поднялся я рано. Проспал часа три, не более, но после душа и чашки кофе в голове прояснилось и во всем теле возникла невесть откуда взявшаяся энергия. Воздух на улице был прохладным, но это взбодрило меня еще сильнее. Движение на дорогах было интенсивным, но я на своем мотоцикле успешно добрался до Гилфорда, неподалеку в деревне жил Ханс Майклз, в доме из красного кирпича, с небольшим садом.

По дороге я останавливался позавтракать, и некоторое время ушло, чтобы найти дом, но в дверь я позвонил около одиннадцати. Мне показалось, что его жена совсем не изменилась. Во всяком случае ее голос в холле, когда она попросила меня подождать, звучал так же. Наконец она сняла запоры и высунула настороженное лицо.

— Моя фамилия Фицджералд, — сказал я. — Приехал поговорить с вашим супругом. Относительно его изысканий по исчезнувшим птицам.

Она спокойно посмотрела на меня:

— Боюсь, это невозможно. Мой муж умер пять лет назад. Но вы можете посмотреть его бумаги. Входите.

Я заметил, как она постарела, лишь когда последовал за ней в дом. Медленная шаркающая походка, дрожащая рука, когда она открывала дверь гостиной. И вдруг почему-то почувствовал себя виноватым.

Гостиная была заставлена мебелью и разными предметами.

— Я способна только вытереть пыль, — промолвила она, обводя рукой комнату. — Остальную уборку делает девушка, которая приходит раз в неделю. Она не очень старательная, так что прошу извинить, если в доме не так чисто, как следовало бы. Пожалуйста, садитесь, а я пойду в кухню, согрею чаю. — У двери она обернулась: — А я вспомнила вас, мистер Фицджералд. Вы профессор университета. Ханс часто вспоминал о вас. Вы приезжали сюда однажды посмотреть на его работы.

— Да, — вздохнул я.

Пока она находилась в кухне, я рассматривал картины на стенах. На небольшой акварели была изображена тонкая грациозная девушка в платье, какие носили в начале века. Голова спрятана под солнечным зонтиком. Позади видны бледные волны морского прибоя.

— Это я, — объяснила миссис Майклз, входя. — Сестра нарисовала однажды летом. Мне было тогда четырнадцать. Моя сестра всегда была романтичной.