Кинжал с мальтийским крестом - Марта Таро Страница 9

Раздражение Палача давно сделалось привычным. Евдоксия вечно требовала от окружающих невозможного. Ей даже в голову не приходило, что она может вызывать ненависть. Эта стерва не стеснялась затаскивать в свою постель понравившихся ей мужчин и выжимать из них все соки.

Ярость исказила лицо Палача, но сейчас можно было и не прятать свои чувства – угол дома оказался надёжным укрытием, и баронесса ничего не видела.

Это хорошо, пусть подольше витает в облаках. Её час пока не пробил. Да и зачем спешить? Тянуть время – тоже удовольствие. Палачи обожают своих жертв. Ничто на свете не сравнится с агонией врага, это – экстаз, вершина наслаждения. Но ведь есть ещё и путь к заветной цели – тоже не рядовое удовольствие. Палачи вершат судьбы своих жертв. Палач – тот же бог, нежащий своего агнца, ведущий его по выбранному пути, чтобы в конце забрать его бессмертную душу.

Баронесса Шварценберг исчезла за дверями дома. А может, хватит уже тянуть? Может, пора ею заняться?.. Мысль была очень приятной и почему-то не вызвала сомнений. Всё сразу встало на свои места…

Шаги Палача гулко отдались в вестибюле дома Чернышёвых.

Ну что ж, время пошло… Пеняй на себя, баронесса!

В гостиной баронесса застала лишь Алину.

– Где твоя подопечная? – благодушно поинтересовалась она.

– Я отпустила её в гости к Полине, – доложила младшая сестра и, испугавшись сразу посуровевшего взгляда Евдоксии, стала оправдываться: – Лив так хотела повидаться с ней напоследок, ведь Полина уезжает в паломничество.

Эти постоянные «ахи» и «охи» по поводу желания средней сестры посетить Святую землю давно осточертели Евдоксии. Да сколько же можно всё это выслушивать?

– Одной занудой станет меньше, только и всего, – отчеканила она. – Что ты поощряешь эти визиты в Полинину конуру? Если наша святоша хочет читать проповеди, пусть ездит сюда.

– Хорошо, Евдокси, как скажешь, – перепугалась Алина и заюлила: – Ты не хочешь пообедать? Суп сегодня очень удался.

Обед?.. А почему бы и нет? Лишний раз поесть будет совсем не вредно, и Евдоксия милостиво кивнула:

– Ну ладно, распорядись, пусть подают.

Сестра кинулась в столовую, а баронесса расположилась в кресле у камина. В Богемии, где она прожила все последние годы, такого холода, как в России, отродясь не было, и Евдоксия отвыкла. Наслаждаясь теплом, она поставила ноги на каминную решётку, но шаги за спиной отвлекли её. Ожидая увидеть Алину, она обернулась. В дверях появился уже немолодой высокий блондин. Весь в чёрном, суровый, он выглядел как на похоронах. Увидев баронессу, визитёр поклонился и замер, словно не решаясь к ней подойти.

– Эрик, что-то случилось? – по-немецки спросила Евдоксия.

– Да, ваше сиятельство! Князь Иоганн скончался, оставив вашего сына единственным наследником, – доложил гость. Голос его оказался высоким, даже писклявым, что никак не вязалось с его высокой фигурой и широким, грубоватым лицом.

– Ты привёз завещание? – уточнила баронесса и почувствовала, как у неё под сердцем задрожала жилка.

– Да, я уполномочен передать его князю Александру вместе с кинжалом Шварценбергов.

– Кого волнует этот нож? Где бумаги?! – Евдоксия уже кричала.

– Они – в моем бауле, ваше сиятельство, – всё так же спокойно ответил немец, как будто не замечая её раздражения. – Я должен передать их из рук в руки молодому князю – такова воля его покойного дяди. Но я прекрасно осведомлён о тексте завещания, поскольку был одним из трех свидетелей, заверивших его.

– Тогда рассказывай!

– Князь Иоганн оставил вашему сыну всё имущество, обременив его только одной выплатой: наследник обязан передать по пятидесяти тысяч дукатов в золоте своим тёткам – Полине и Александре Румянцевым.

– Какая чушь! – вскипела баронесса, но тут же поняла: – Он что, решил вернуть моё приданое, выплатив его сестрам? Ну и сюрприз!.. А как же я?

– Сожалею, мадам, но о вас речи в завещании не было, – лицо немца сделалось почтительно-скорбным.

– Ещё бы! Старый негодяй всю жизнь ненавидел меня, – вздохнула Евдоксия. – Но ничего, мы ещё посмотрим, за кем останется последнее слово!

Она приказала дворецкому устроить и накормить гостя, а сама отправилась сочинять письмо сыну. Нашёлся отличный повод пригласить Алекса на ужин, а там уж она совместит приятное с полезным. Впрочем, одно Евдоксия знала совершенно точно: ни один золотой, предназначенный сёстрам, не пройдёт мимо её рук. Это покойный рыцарь-госпитальер зря придумал, она не позволит так себя оскорблять! Мало ли кто кого в этой жизни не любил, побеждает-то всё равно сильнейший…

Как можно не любить этот уютный маленький домик на Пятницкой? Однажды, давным-давно, Полининому мужу повезло, и он смог купить крохотный флигель в продававшейся по частям городской усадьбе. Домик был деревянным, но снаружи оштукатуренным под камень. Он примыкал к изумительной красоты воротам. В их чугунной решётке искусно переплетались рыцарские кресты, а на белёных кирпичных столбах покоились маленькие, но очень грозные львы. Поскольку хозяева во флигеле и в доме уже давно были разными, ворота за ненадобностью закрыли, и в узком пространстве бывшего проезда, не потревоженные никем разрослись из занесенных ветром случайных семян деревья и кусты. В этот росший вопреки всему маленький садик, припорошённый сейчас первым снегом, выходило окно гостиной, где коротали время Полина и Лив. Белоснежный пейзаж за окном был полон очарования, мягко гудела голландская печка, тётка смотрела так ласково, но Лив всё равно грустила.

– Что же я буду делать, когда и вы уедете? – печально спросила она.

Только Полина да Зинаида Волконская оставались теми людьми, с кем Лив было просто и хорошо. Но к княгине её пускали всё реже и реже, а скоро должна была уехать и Полина. Тётка давно мечтала совершить паломничество в Иерусалим, и такая возможность ей наконец-то представилась. На Святую землю отправлялись две монахини из Ивановского женского монастыря, и пожелавший уменьшить епархиальные расходы архиерей разрешил им взять с собой оплативших путешествие мирянок. Для Полины это был редкостный шанс.

– Всё обойдётся, – пообещала она и улыбнулась. – Тебе придётся потерпеть пару месяцев. Если что – Алекс поможет: защитит тебя от своей матери. А потом отправишься в Петербург к Кочубеям. – Тётка с осуждением покачала головой и вздохнула: – Зря ты отказалась уехать с ними сразу.

– Зря, конечно, – признала Лив, – но я думала, что лорд Джон устроит мне дебют в опере. Я так об этом мечтала!

– Что ни делается – всё к лучшему. Я не знаю, что там думают нынче в светском обществе, а в мои времена никто бы не одобрил барышню на выданье, поющую на сцене, пусть даже и в частном театре. Выходи замуж – а потом пой, сколько душе угодно. Теперь, когда твоя мать уехала, тебе нужно быть очень осторожной, чтобы не потерять шансы удачно выйти замуж, – заметила Полина. Она смутилась, но всё-таки решилась спросить о главном: – Евдоксия сильно вас тиранит?