Покаяние «Иуды» - Ахмет Хатаев Страница 9

«Это хорошо, что в тебе, «Иуда», которого пока все знают как товарища Александра Бизенко, хоть любовь к дочери и что-то связанное с богом живет, а то в свои неполные сорок пять уже начал казаться каким-то биороботом. Выходит, ты не лишен высоких чувств и дум о завтрашнем дне. Прекрасно, в таком случае мы найдем с тобой тему для разговора», — еле слышно промолвил Эди, внимательно вглядываясь в застывшее изображение глаз человека, с которым ему скоро предстояло вступить в незримый бой. Затем, отложив фотографию в сторону и все еще продолжая смотреть на нее, так же тихо произнес: «Ты уж извини, Бизенко, что так бесцеремонно вторгаюсь в потайные сусеки твоей жизни, поверь, это не из-за простого любопытства. Я вообще-то против того, чтобы вскрывать конверты с чужими письмами, но сейчас просто вынужден копаться во всем, что связано с твоей далеко не простой жизнью, чтобы по рассыпанным в письмах крупицам правды получить представление о тебе, твоей личности. Это моя обязанность, я принял ее на себя осознанно, поскольку хочу защищать от таких, как ты, мою страну, мой дом, построенный предками, яблоневый сад, где я помню каждое деревце, поскольку закладывал его сам вместе с родителями. Рядом с домом находится вырытый нами колодец, вода из которого лечит и душевные, и телесные раны. Возможно, и у тебя что-нибудь подобное имеется. Но, видно, ты забыл об этом и переступил грань, за которой лежит мир других интересов, мир, где рвется нить памяти, связывающая нас с родными очагами и нашими святыми колодцами. Поэтому я просто обязан как можно больше узнать о тебе, чтобы противостоять тебе и победить».

После этого монолога Эди углубился в анкету и послужной список Бизенко. Родился в 1945 году в Акмолинске в семье спецпереселенцев из Ленинграда: отец работал учителем немецкого языка, а мать преподавала литературу. Окончил среднюю школу и пошел работать в мехмастерские. В 1965 году переехали в Москву. Александр в том же году поступил в институт иностранных языков и через пять лет успешно окончил. Освоил немецкий и английский языки. Его стали привлекать в качестве переводчика на различные научные симпозиумы, а потом неоднократно выезжал в составе делегаций ученых в Германию, Францию, Италию и другие европейские страны. В 1972 году находился в полугодовой командировке в Германии в качестве переводчика в группе ученых-физиков.

«В послужном списке все выглядит гармонично: учеба в престижном вузе, языки, загранпоездки, знакомство с культурой и жизнью многих других народов, очевидная перспектива достойной и счастливой жизни, но что же в таком случае его толкнуло во вражеский стан, почему отвернулся от благосклонной судьбы, которая в отличие от тысяч и тысяч его сверстников дала именно ему возможность многого достичь?» — задавал себе вопрос Эди.

Он вновь взял копии автобиографии и несколько раз перечитал их, стремясь найти в них хоть самую маленькую зацепку, которая могла бы навести на мысль, почему Бизенко так поступил, но ничего не нашел. Ровные строки, написанные в разные годы, свидетельствовали о том, что он жил правильной жизнью в согласии с законами и моралью советского общества.

Прервавшись на кофе, Эди приступил к изучению итоговой справки по материалам разработки «Иуды». Первый сигнал о его подозрительном контакте с установленным разведчиком из Западной Германии чекисты получили несколько лет тому назад. Тогда этому факту не придали должного значения, поскольку надежность Бизенко, проверенная в ходе неоднократных заграничных поездок, не вызывала сомнений. К тому же с ним поддерживались доверительные отношения для получения информации о поведении советских ученых во время пребывания за рубежом.

Второй раз о его подозрительных контактах с объектом заинтересованности органов государственной безопасности, входящим в редакцию подпольно издаваемого вестника «Верный свидетель», действующего при финансовой поддержке зарубежного антисоветского центра, сообщил агент 5-го Управления КГБ СССР под псевдонимом «Викарий». Этот же агент позже информировал, что Бизенко снабжает вестник деньгами и что он торгует золотыми монетами царской чеканки и американскими долларами.

После этого Бизенко был взят в первичную проверку, которая в скором времени показала, что он ведет двойную жизнь. Поэтому было принято решение вернуться к проверке информации о его подозрительной встрече с западногерманским разведчиком.

«Вот как, если бы не повторный прокол, ты и по сей день ходил бы в хорошистах у московских чекистов? — произнес Эди, вновь бросив взгляд на фото Бизенко. — По всему видно, хитер и осмотрителен, но посмотрим далее, что ты еще учудил, — ухмыльнулся Эди, слегка потянувшись в кресле. — Но и мы не лыком шиты, так что разберемся и с тобой. Вот только непонятно, куда запропастился Артем. Понимаешь, бросил меня на произвол судьбы, а я тут как книжный червь в твоем грязном белье ковыряюсь», — добавил он в прежнем тоне и встал, чтобы размять затекшие от неподвижного сидения конечности.

Сделав несколько энергичных приседаний и заученных движений руками и ногами, он подошел к окну, чтобы посмотреть на ночную столицу, но затененное с улицы стекло, словно зеркало, отражало стол, на котором лежали материалы на «Иуду». «Надо же, не позволяет мне на минуту оторваться от себя, к чему бы это? — мысленно промолвил Эди, глядя на это отражение. — Да, что ни говори, тип он, конечно, упертый, — заключил он. По всей вероятности, сначала придется лишить его веры в себя, уронить в собственных глазах, а затем лепить из него, что нам надо. Но как это сделать за столь короткое время да еще в камере, где полно народу? Хотя может так случиться, что именно это обстоятельство и поможет решению задачи. Ну, конечно, камера с крутыми зэками [5] будет этому способствовать, если только он, переборов свой первоначальный испуг и поверив в то, что контрразведчикам неизвестно о его предательстве, не найдет в камере сочувствующих и их поддержку, играя роль обиженного милицией человека, у которого на воле осталась дочь, нуждающаяся в его заботе. Такое развитие ситуации вполне возможно. К тому же необходимо предусмотреть как возможное и то, что объект внутренне готовил себя к любому обороту в своей жизни и, оказавшись в камере, не растеряется. Одним словом, надо выработать такую линию поведения, которая позволяла бы выстраивать отношения как с ним, так и зэками. Поэтому косить под зэка может оказаться непродуктивным занятием, а вот под интеллигентного человека, способного при определенных ситуациях совершать дерзкие поступки — самый раз, тем более…»

Неожиданно открывшаяся дверь отвлекла Эди от этих мыслей, и он вернулся к столу.

— Вот и я с пакетом поддержки. Наверно, уже скучать начал, если стоишь у окна, — послышался голос Артема. — Отсюда, кроме себя, ничего не увидишь, здание напротив не освещено, оно техническое. Лучше присаживайся, отметим нашу встречу. Уже можно, все начальство разъехалось, только надо что-нибудь подложить, а то на столе разводы останутся. Я возьму несколько листов бумаги, тебе видно она не нужна.

— Жалко же, чистая, может быть, это? — пошутил Эди, показывая на открытое дело с материалами на «Иуду». Мне не раз приходилось видеть архивные дела со следами от чайных стаканов.