Посольство - Лесли Уоллер Страница 91

– А кто этот симпатяга с Джили? А этот, если присмотреться, может быть ее отцом.

– Таскается с ней уже несколько месяцев.

Как несправедлива бывает молва и как легка на обвинения. Он знал, например, что Джилиан не считалась «слабой на передок», совсем нет. А сам он, как знал Ройс, добился того, что все гадали, кого он предпочитает – женщин или мужчин. Эта игра в «угадайку» преследовала его все годы работы в загранслужбе. Время от времени он злился на это, но, как и во всякой игре, его забавляла мистификация. Бог – свидетель, не так уж много радостей в карьере, которая волей-неволей и с каждым годом все больше обязывает подвигать политических назначенцев.

– То, что ее повсюду сопровождает американский дипломат, подрывает доверие к ней как к репортеру, правда?

– Я даю им шесть месяцев. Через это время она съест его живьем.

– А я даю им шесть недель, и через это время он разобьет ей сердце.

Сегодняшнее сборище было просто создано для слухов – их спектр от рассчитанной утечки информации до злобного шипения отвергнутого любовника. Большой прием по случаю Четвертого июля в воскресенье – вариация этой тусовки на более высоком уровне. Прием будет стоить посольству гораздо больше, чем это мероприятие обошлось Би-би-си. Да еще придется привлечь всевозможные силы служб безопасности, а Би-би-си, если даже они об этом подумали, добавили пару частных копов – и то только для того, чтобы сдержать любопытных у входа.

Вот это и отличает правительство, ставшее мишенью для каждого террориста или амбициозного политикана, от любимой всеми национальной организации, которая входит в каждый дом круглые сутки с музыкой, новостями, развлечениями и информацией, и взимает за это меньше пятидесяти фунтов в год.

– Вы что-то не слишком веселы, правда?

Ройс мигнул. Он знал, что это его недавняя и дурная привычка, и терпеть не мог тех, кто заставал его врасплох; но это был пьяница Харгрейвс, а с ним, считал он, надо быть «хорошим».

– О, как вы предусмотрительны, – сказал Коннел, беря у Харгрейвса второй бокал шампанского. – Неужели вы принесли это для меня?

– Не стоит об этом говорить. – Харгрейвс был явно огорчен, когда Коннел начал пить шампанское. – Вы выглядели немного кислым.

– Я, кажется, не создан для вспышек блицев.

– Я тоже от них не в восторге, – признался Харгрейвс, – правда, наверно, уже лет сто прошло, как меня снимали, а вот вы – «горячая» штучка.

– Только как бледная тень Ля Лэм.

– Вы оба – отличная тема для журналистов, – уверенно сказал Харгрейвс.

– Для вас прежде всего, да?

– Нет, конечно, – с сожалением ответил журналист. – Я известен тем, что рассказываю подобные истории заранее, да и то с разрешения участников.

– Какие истории?

Харгрейвс надул щеки.

– Горячо. Горячо. Я плаваю в кипятке. Не берите в голову, старина. Черт, до чего же я болтлив.

Коннел улыбнулся.

– Знаете, у вас на этом вечере особая миссия, и такая, что я буду вашим вечным должником.

– Что бы это могло быть?

– Кроме вас и Джилиан, я не знаю здесь ни души и…

– И не хотите никого знать, – закончил за него репортер, – но не будете возражать, если я сделаю для вас подписи под фотоснимками. Харгрейвс назовет вам всех по фамилии, расскажет о роде занятий и балансе банковского счета. С кого начнем?

Пока Коннел оглядывался, Харгрейвс нахально взял у него недопитый бокал шампанского, осушил его и сменил два пустых бокала – свой и Коннела – на полные у проходившего официанта.

– Я знаю вон того парня, – сказал Коннел. – Он берет интервью у всех подряд.

– Абсолютно у всех.

– А комедия той женщины поставлена на Вест-Энде.

– У Люсинды? Я не очень понимаю то, что вы называете ее новой пьесой, – пробормотал Харгрейвс. Язык его начал понемногу заплетаться. – Кроме того, что во втором акте в ней есть пара сцен с голыми грудями и задницами, она известна лишь тем, что вы почти наверняка можете отыскать своих друзей в фойе ее театра во время антракта.

– Что, очень популярно у туристов?

– Что, сиськи и письки? Исключительно популярно, – сказал Харгрейвс. – О, быстро отвернитесь. Туда.

– От кого я прячусь?

– Не вы, а я.

Вместо того, чтобы отвернуться, Коннел пытался определить, кто вызвал у него пьяный испуг.

– Вон идет парень, похожий на вашего младшего брата.

– Это он. Вы не возражаете, если мы пройдем к бару?

– Я должен быть не очень далеко от Джилиан, – объяснил Коннел, кивнув на свою спутницу, которая стояла, прислонившись к стене, в ярде от них перед толпой молодых людей с фотокамерами и блокнотами в руках. – Хотя, я думаю, она сама с ними справится.

Он помахал ей и показал рукой в направлении бара. Она послала ему воздушный поцелуй и подняла пустой стакан, показывая, что ей от него сейчас нужно.

– Я восхищаюсь этой женщиной, – сказал Коннел. – Ее очаровательная головка вмещает сразу так много!

– Была бы отличной женой дипломата, – ответил Харгрейвс, ввинчиваясь в толпу и проталкиваясь к бару.

– А ваш братец преследует нас.

– Вот черт! Я думаю, он хочет поговорить с вами.

– А мне кажется, с вами.

– Он не мой брат. – Харгрейвс негромко рыгнул, деликатно прикрыв рот рукой. – Господи! Нет, он не мой брат. – Он резко остановился и повернулся с овечьей покорностью, когда похожий на него мужчина догнал их.

– А, это ты?

– Товарищ журналист, – обратился к нему Глеб Пономаренко, – представьте меня вашему другу.

* * *

– Дорогая, тогда увидимся в воскресенье? – спросила Джилиан Лэм у невысокой и немного полноватой женщины с короткой стрижкой и большой челкой над очками в толстой оправе того же темно-коричневого цвета, что и волосы. В ее лице было что-то обезьянье. Она была привлекательна, но как-то по-мальчишески или скорее по-клоунски – с тем шутливым выражением лица, которое заставляло предполагать, что она никогда и не бывает серьезной.

– Надеюсь, дорогуша, – отвечала женщина. – А разве есть такие, кто не собирается быть на приеме Четвертого июля?

– Мне кажется, что Биб устроил что-то вроде репетиции, – пошутила Джилиан. – Тина, могу я предложить тебе выпить?

Женщина с челкой очень решительно затрясла головой:

– Я не могу тебя беспокоить, дорогая.

– Возле бара, э… чичероне, – призналась Джилиан. – Он мог бы принести тебе бокал.

– Шампанское, мадам? – спросил официант.

Джилиан заметила, что он уже некоторое время крутился поблизости. Это был пухлый молодой человек с выпученными глазами. Он был одет иначе, чем другие люди с подносами – в очень коротких смокингах и черных галстуках, на нем же был пиджак, белый галстук, светло-серые брюки и голубой цветок в петлице.