Убийство в особняке Сен-Флорантен - Жан-Франсуа Паро Страница 97

Близился вечер, сулящий умиротворение после дневной суеты; оба мужчины долго молчали. Свернувшись клубочками, Сирюс и Мушетта спали на каменном полу возле каминного экрана. Неожиданно в комнате возник Пуатвен с двумя записками в руках и обе вручил Николя. По его словам, одну принес разносчик, а вторую доставили в роскошной карете. Попросив Ноблекура извинить его, комиссар углубился в чтение. Успевший задремать, старый магистрат открыл глаза: вздох Николя разбудил его.

— Дурные новости?

— Есть и хорошая, но она не искупает дурную.

Вновь воцарилась тишина, потом Николя, сам того не желая, заговорил:

— Я получил записку от Антуанетты; она сообщает, что покидает Париж. Продав свою лавку на улице Бак, она отбывает в Лондон, где открывает торговлю кружевами. Два дня назад она съездила в Жюйи, чтобы обнять Луи, и уехала…

Он запнулся, словно в горле у него встал огромный ком. В памяти, одна за другой, всплывали картины прошлого.

— Она решила не прощаться со мной. И поручила мне Луи.

С необычайно серьезным видом Ноблекур выпрямился.

— Что подтолкнуло ее совершить столь неожиданный поступок?

— Кажется, я знаю; я один повинен в нем. В октябре, находясь в Версале по делам расследования, я встретил Сатин в дворцовой галерее. Она открыла там мелочную торговлю и несколько раз в неделю раскидывала во дворце свой прилавок с безделушками. Увидев ее, я не сумел скрыть свое раздражение и выразил неудовольствие, хотя и окольным путем. Вдобавок в эту минуту я заметил лорда Эшбьюри и бросился за ним… Словом, досадное стечение обстоятельств…

— Мне понятен ход вашей мысли, Николя. Вам стало неудобно не за себя, не так ли?

— Разумеется, нет! Я подумал о Луи, последнем из рода Ранреев. Не знаю, вышла ли замуж моя сводная сестра Изабелла; конечно, если у нее будет потомство… Внезапно я представил себе, как Луи, которому имя даст законное право претендовать на место королевского пажа или гвардейца, идет по дворцу… а его мать стоит за прилавком в дворцовой галерее.

Задумчиво качая головой, Ноблекур размышлял.

— Друг мой, нисколько не оправдывая ваше бурное воображение, кое вы имели несчастье спустить с цепи, предлагаю вам лучше подумать о том, что Сатин прекрасно все поняла. Разумеется, прежде чем появляться в галерее, ей стоило бы поразмыслить и постараться не ставить вас в столь неловкое положение. Но так как зло уже свершилось, она решила пожертвовать любовью женщины и матери ради будущего своего сына. Поняв вас с полуслова, она совершила, поистине, героический поступок, за который вы должны быть ей признательны. Сейчас ваши угрызения совести ни к чему не приведут. Сделав выбор в пользу здравого смысла, она надеется, что вы обеспечите Луи будущее, достойное славного имени, которое он когда-нибудь станет носить. Она ждет от вас только этого. Вспомните, ведь она молода, и вы тоже: вы оба еще можете устроить свою жизнь. Она имеет право на вторую попытку. Но пребывая под вашей сенью, она не могла ни о ком думать, ибо вы были ее единственной любовью, и в душе она всегда была верна вам.

— А Луи? Что подумает он? Он затаит на меня обиду.

— Я уверен, что Сатин ничего не сказала ему о вашей встрече. Объясняя причины своего отъезда, она не стала настраивать сына против отца. Луи достаточно взрослый, чтобы понимать, что между вами давно не существует отношений. В его возрасте вы нужны ему. Поддержите его и взбодритесь сами. А какова хорошая новость?

— Она не столь значительна: адмирал д'Арране через три дня ждет меня в Версале. Он пригласил меня на ужин.

— Вот и отлично, пользуйтесь, пока вы молоды. Говорят, у него очаровательная дочь.

Ноблекур ничего не знал, но всегда обо всем догадывался. Николя вздохнул: счастье никогда не бывает полным. Оно заставляет платить за свой визит, и платить дорого. Завершался год, жуткий и горестный. Время, проскальзывая, словно песок между пальцами, закаляло душу. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул: перед внутренним взором вновь предстали овеянные ветрами и осыпанные солеными брызгами песчаные дюны, где прошло его детство. Далеко, на убегающем горизонте, возникла и обрела контуры еще одна точка. Пока он ждал, когда она приблизится, за ней возникла вторая. Путь казался гладким и свободным, но теперь он понимал необходимость считаться со временем, бегущим в противоположную жизни сторону. И это понимание питало его страхи и надежды.