Чудаки и зануды - Ульф Старк

Лжи не существует, есть только хромоногая правда.

Не просто найти общий язык с подростком, это дано не каждому. К счастью, есть люди, которые умеют подобрать нужные слова и интонации, может быть, потому, что детство, радостное и печальное одновременно, на всю жизнь осталось в них и, как заноза, болит, не даёт покоя.

Шведский писатель Ульф Старк — из таких. И, наверное, в этом причина его писательского успеха.

Повесть «Чудаки и зануды» была удостоена первой премии на конкурсе детской книги, проводимом крупнейшим шведским издательством «Бонниерс». Как основное достоинство книги жюри отметило, что она дарит юному читателю надежду и учит смело смотреть жизни в лицо.

Героиня повести Симона переезжает с мамой к новому маминому знакомому Ингве, с которым у девочки сразу не складываются отношения. К тому же в новой школе из-за случайной ошибки Симона вынуждена выдавать себя за мальчика. Нелепое недоразумение, словно снежная лавина, вызывает череду рискованных проказ в школе. Вдобавок душевный покой Симоны нарушен потерей любимой собаки, тревогой за тяжелобольного дедушку, отсутствием взаимопонимания с отчимом, первой любовью.

Ульфу Старку удалось написать книгу о дружбе и ненависти, любви и горе, о беспомощности взрослых и мудрости детей и стариков, о том, как непросто взрослеть, как трудно обрести себя. Многое в жизни кажется нам странным, чудным, но всё вокруг исполнено глубокого смысла, нужно только научиться его распознавать, не надо бояться быть чудаком, непохожим на других, — исподволь внушает автор.

Ульф Старк не боится откровенного разговора с читателем, не обходит самых трудных тем. «Мне кажется, грусть необходима, ведь она помогает оттенять радость», — считает писатель. Несмотря на глубину поставленных вопросов, «Чудаки и зануды» — весёлая, увлекательная книга, читающаяся на одном дыхании.

Мудрость и оптимизм — вот основные достоинства., отличающие творчество шведского автора. Популярность книг Ульфа Старка в Скандинавии и в мире растёт год от года. Его произведения удостоены самых престижных литературных премий. В 2000 г. Международное жюри Премии X. К. Андерсена отметило его заслуги особым дипломом.

Ольга Мяэотс

В доме тишина. Первые солнечные лучи прокрались меж зданий на площади и добрались до моего лица. Я сразу же встала, хотя было ещё очень рано. Всё равно мне больше не заснуть.

В тот день мне исполнилось двенадцать. Тогда-то всё и началось.

Мы собирались переезжать. Хотя, на мой взгляд, новый дом ничем не лучше нынешнего — такая же помойка.

По всей квартире валялись горы барахла: простыни, занавески, старые шмотки, дурацкие безделушки — мамина страсть, альбомы для рисования, кисти, испорченные эскизы, книги. Я осторожно пробралась через этот хлам и заглянула в гостиную.

Мама, укрывшись старой шубой из чернобурки (она вечно мёрзнет по ночам), спала, как дитя. В ногах у неё лежал наш пёс Килрой. Он сонно поглядел на меня, застывшую в дверях, удивляясь, чего это я поднялась в такую рань. Потом соскочил с кровати и, пыхтя и фыркая, кинулся меня лизать.

«Тише, маму разбудишь!» — шепнула я в косматое ухо.

Мы пошли на кухню. Среди штабелей кастрюль, гор запакованных стаканов, тарелок, соусников, супниц и прочей посуды я разыскала пластиковую миску и мутовку, взбила сливки и украсила ими торт, который испекла накануне вечером, пока мама трудилась над очередной картинкой для еженедельника. Свечек для торта я не нашла и воткнула вместо них двенадцать бенгальских огней, оставшихся с Рождества. «Сойдёт», — подумала я.

Килрой слизал остатки сливок с моих пальцев и печально посмотрел мне в глаза, словно понимал, как всё паршиво, и предчувствовал, как всё ещё больше запутается. Я зарылась лицом в его мягкую белую шерсть. Вот бы спрятаться в ней, как в белом облаке!

От дня рождения я ничего хорошего не ждала. Мне не хотелось переезжать, жаль было оставлять нашу унылую квартиру, где мне жилось вполне сносно, злобного старикашку Седерстрема, нашего соседа, который вечно брюзжал, что мама-де играет по ночам на саксофоне, а Килрой писает возле входной двери. Не хотелось расставаться с друзьями, школой и маленьким кафе на площади. Мы перебирались в продувную халупу в южной части города. По мне, так мы с тем же успехом могли перекочевать в какую-нибудь деревенскую дыру с сопливыми бурёнками и щекастой ребятнёй. От нового дома до нынешнего — два часа на метро. Но самое паршивое то, что нам предстояло поселиться вместе с Ингве — одним идиотом, с которым маме взбрело в голову съехаться. Если любовь толкает людей на подобные глупости, я нипочём влюбляться не стану!

Я присела передохнуть у кухонного окна и стала вспоминать всё, что мне не по душе. А когда часы на кухне пробили восемь, водрузила на поднос торт, банку фанты, кофейную чашку, пыльный пластмассовый цветок, который нашла в гостиной, и миску с собачьим кормом. Огромные часы из красного дерева и латуни били, как ненормальные. Маме они достались вместе с уймой других часов от дедушки, когда он переехал в дом престарелых. Часы стояли повсюду, тикали, звенели и били, когда вздумается: мама вечно забывала их подводить. Но кухонные часы шли верно. Их я заводила сама, чтобы точно знать, когда выходить в школу.

— Пошли, — позвала я Килроя.

Я так и знала, что мама забудет про мой день рождения. Она вечно забывала такие даты. От именин тоже проку не было. Меня зовут Симона, и этого редчайшего имени в Святцах нет. Мне, как всегда, везёт.

Я зажгла бенгальские огни и вошла в гостиную. Килрой крутился под ногами и радостно подвывал, пока я пела «С днём рожденья меня!», а огни трещали и разбрасывали искры.

Всё без толку — мама молча повернулась на другой бок. Я поставила поднос с фейерверком на стул у кровати и потрясла её за плечо.

— В чём дело? — заворчала она из-под шубы. — Нельзя ли потише?

— Просто решила отпраздновать свой день рождения, — сказала я. — Вот торт принесла, угощайся, если хочешь.

Мама открыла заспанные глаза и ослепительно улыбнулась — мне, бенгальским огням и Килрою. Потом выбралась из постели, крепко обняла меня, прижала к своему большому телу, пахнущему духами и табаком.

— Дорогуша моя! Как я могла забыть! — заворковала она. — Ты на меня не сердишься? В последнее время всё так перепуталось. Сейчас ты получишь подарок!