Дневник кузнечика Кузи - Михаил Пляцковский

Предисловие к дневнику кузнечика Кузи

Недавно я прогуливался по широкому разноцветному лугу возле станции «Одуванчики» и вдруг заметил в траве какой-то неизвестный предмет. Я наклонился и поднял его. Это оказался дневник кузнечика Кузи.

Кузю я лично не знаю. Но его записки мне понравились. И я решил опубликовать их без разрешения автора, адрес которого пока не установлен.

Думаю, что кузнечик Кузя на меня не очень обидится, а читатели смогут узнать о его необычайных, я бы даже сказал, удивительных приключениях.

Для того чтобы прочесть все страницы, мне пришлось как следует потрудиться, потому что почерк у кузнечика на редкость неразборчивый. Предлагая читателям этот дневник, я не вычеркнул ни одного Кузиного слова и лишь значительно увеличил между словами количество знаков препинания (точек, запятых и тире!), которых в дневнике почему-то было невероятно мало.

У меня — крупная неприятность. Получил двойку по чистописанию. И это — перед самыми летними каникулами!

Подумать только: завтра утром не надо идти в школу. И так — целых три месяца!

Но как сказать папе про двойку? По дороге из школы домой я думал, думал и придумал: скажу ему эти неприятные слова шиворот-навыворот, а он и не поймёт ничего. Прихожу домой, говорю:

— Урап личулоп я!

Что означало: «Я получил пару!»

И вдруг он мне на том же самом перевёрнутом языке отвечает:

— Розоп и дытс!

Что означало: «Стыд и позор!»

Досталось мне, конечно. По первое число. Точнее — по десятое…

Сегодня совершил три благородных поступка.

Поступок первый.

Уступил место в траволейбусе одной пожилой мухе.

Я теперь даже бабочкам и стрекозам место уступаю.

Каждый кузнечик должен быть вежливым. Это я знаю.

Поступок второй.

Прогнал двух комаров, которые к незнакомой букашке приставали и дёргали её за крылышки.

Поступок третий.

Научил своего маленького братца считать до десяти. Он сразу хныкать перестал — и знай себе ромашки считает. А мама не поймёт, в чём дело, удивляется.

Это воскресенье я запомню на всю жизнь. Ведь с него-то и начались все мои необычайные приключения.

Рядом с нашим лугом железная дорога проходит. Железная дорога — это рельсы такие длинные-предлинные. И неизвестно, где они начинаются и где — кончаются. А по железным рельсам железные поезда на железных колёсах в разные города и страны катятся друг за дружкой. Катятся и поют: «Тук-тук-перестук!»

Возле железной дороги всегда пасётся корова по имени Мурёнка. Огро-о-омная такая. Это, конечно, на мой взгляд.

Мы, честно говоря, с нею мало знакомы. Встретимся — поздороваемся. Вот и всё. А сегодня я почему-то не только поздоровался с нею, но решил проявить вежливость до предела — и крикнул:

— Уважаемая Мурёнка! К вашей левой ноге репей прицепился!

— Почему-му-у? — спрашивает корова.

— Откуда мне знать? — отвечаю. — Прицепился. Может, ему покататься на вашей ноге захотелось?

— Почем-м-му-му-му? — снова протяжно так и задумчиво интересуется Мурёнка.

«Не слышит, бедняга», — думаю. Прыгнул я к Мурёнке на макушку, чтобы в самое ухо крикнуть своё мнение. А она испугалась — и хвостом меня хвать! Ну, вот… Про железную дорогу я вначале не зря упоминал…

В это время, как назло, поезд мимо мчался. И меня за мою же любезность неуклюжая Мурёнка прямо на ступеньку вагона смахнула. Я даже пискнуть не успел. А спрыгнуть — побоялся. Так на ступеньке и прикатил безбилетным пассажиром на конечную остановку — в большой-пребольшой Город, в котором никто меня вовсе не ждал…

Город — это не Васильковый луг, где мне каждая ромашка знакома. В городе заблудиться — ничего не стоит. Там одних улиц сколько! Не говоря уже о переулках. А дома такие высокие, что прямо шея устаёт: голову-то всё время задирать приходится. Устал я скакать по городу и присел на какую-то цветочную клумбу отдохнуть. Вдруг один шустрый такой, в штанишках выше колен, подбегает ко мне и кричит:

— Сейчас я его поймаю!

Я не стал ждать, пока он меня поймает. Прыгнул в сторону — и прямо в чей-то портфель угодил.

Портфель туда-сюда, туда-сюда, как будто на качелях качаюсь. А в портфеле — темнотища, ничего не видно. Не заметил, как заснул.

Проснулся и слышу: что-то гудит. Высунул голову из портфеля, вижу: подо мной — кресла в несколько рядов, а в креслах кто спит, кто жуёт, кто газетой шелестит. И все почему-то ремнями привязаны.

Тут по радио чей-то приятный голос объявляет:

— Граждане пассажиры! Наш самолёт находится на высоте восемь тысяч метров!

Мне сразу страшно стало, потому что я прежде на самолётах никогда не летал. Только в книжках читал про них. И ещё мне потому очень страшно стало, что я не знал даже, в какую сторону этот самолёт направляется. И ещё мне потому совсем-пресовсем страшно стало, что папа и мама уже, наверное, весь наш Васильковый луг на лапки подняли в поисках своего пропавшего сыночка Кузи. Меня, то есть.

Они ищут, а я в самолёте лечу.